Мы, все мы, которые видели Советский Союз хотя бы в детстве, получили прививку отвращения к большим буквам и большим словам: добро, зло, справедливость, – тошнило после мира, труда, мая и прочей краснознаменной фальши. Мир для нас вдруг оказался не черным и белым, а из оттенков серого, – и так жить было куда приятней, комфортнее. «Он хороший человек, но…» или «он неплохой человек, просто…». Ни героев, ни злодеев, одни оттенки серого, от которых так легко отвернуться, сделать вид, что не заметил.
Мы отвыкли называть добро и зло их именами. А в итоге разучились их видеть.
Но добро-то никуда не делось. И зло тоже: от этого всего оно лишь вконец оборзело и расцвело, как плесень в темном влажном месте. Зло никогда не остановится само. Злу никогда не «хватит». Оно растет, выпирает, садится вам на голову, жрет ваших родителей, ваших детей, вас. Если только его не остановить.
Ну вот, вы уже и кривитесь: «добро», «зло», «черное», «белое», – мол, мир куда сложнее… Нет-нет, мир прост. Я настаиваю. В нем есть добро и есть зло. Люди хорошие и люди плохие. Я не постесняюсь – скажу: зло, зло, зло, зло… Ведь зло существует.
До сих пор я думал, что Борис делец, а не злодей.
До этой самой минуты.
– А ты зачем сюда приехал? – вернул вопрос Борис.
– Мне Леша сказал, что ты в театре.
– Вид у тебя, как из бани.
– Я и есть как из бани.
Петр не сводил глаз. «Вот сканирует, – отметил Борис. – Правильно говорят: бывших ментов не бывает».
– О’кей. Я весь внимание.
– Не уверен, что мне нравится вся эта хрень, которая сейчас накручивается в Конго. Журналисты, то, се.
– А что там накручивается?
– Ты читаешь новости?
Петр опять поднял телефон. Сбросил что-то. Что-то открыл. Показал.
Борис встряхивал полупустую бутылку. Плескалась в пластиковой оболочке вода.
– И?
– Нам имеет смысл усилить контингент на шахтах в Конго. Тебе не кажется?
– У Игоря все под контролем.
– Не уверен. То есть да. Под контролем у него то, как было вчера. С тем количеством людей, которого хватало вчера. Но ситуация там сейчас явно пришла в движение. И движение это может ускориться в любой момент. Так что мало не покажется. Это же Африка.
– Задействовать больше людей? Ты это имеешь в виду? «Викинга» недостаточно?
«Авилов, – думал Борис. – Ах ты ж сука». Он понадеялся, что на лице его ничего не отразилось. Сделал вид, что внемлет. Петр вещал:
– …Расширение охраны – это серьезная работа, лучше начать ее как можно скорее.
– Это твое личное мнение?
Петр уставился:
– Не то чтобы мнение… Скорее анализ фактов в открытом доступе.
«Да, блядь, фактов. Сумма наличными, так эти факты называются», – Борис чувствовал, как подкатывает злоба: до сих пор Петр был вполне ему предан, но нет такой лояльности, у которой не было бы цены, и о цене Петр с Авиловым, стало быть, столковался. «Вот же сучонок».
– Не вижу, как это касается шахт, – сказал Борис.
– Людей убили поблизости.
– Журналюг…
У Петра дернулось лицо. Борис быстро добавил:
– Журналистов убивают. Вот и все. Такая профессия. Кто знает, зачем они там были, что делали, с кем встречались и в какую историю вляпались. Может, просто ограбили.
– Кое-что известно.
– Например?
– Например, что их убили белые. И что водитель тоже убит. Водитель был наш. Нас это касается.
Борис потряхивал бутылкой.
– Я знаю, что он был твоим приятелем. Тот журналист.
– Дело не в этом, – возразил Петр.
– Ситуация с нашим бизнесом никак не связана. Осложнений не вижу. Мы не будем усиливать охрану. Это мое решение, – Борис отошел на шаг, уронил бутылку в урну, солидную, как египетская погребальная ваза для внутренностей. – Ради этого за мной в театр тащиться не стоило. Мог просто позвонить.
Петр смотрел на него. Борис спокойно выдержал. Взгляд Петра изменился. Как будто тот выключил свой ментовский сканер.
– Нет, я приехал не ради этого.
Борис ждал продолжения.
– Я нашел Ирину.
– С этого мог бы и начать, – проворчал Борис. – Где она?
– Она в порядке. Жива-здорова. Сказала, сама с тобой свяжется.
Борис не сразу выдавил улыбку:
– Хорошо. Спасибо… Извини, я правда сочувствую трагедии. Но ты сам сказал: это же Африка.
– Да. Я понял. Ладно.
«Сучонок, – изучал его Борис, как будто видел впервые. – Ах ты ж прикормленный сраный сучонок», – он потрепал Петра по плечу.
Постоял, делая вид, что с интересом изучает ксерокопии статей о балете, вывешенные на стене. Убедился, что Петр направился к проходной и за ней исчез. Потом вышел на лестницу. Прислушался. Тихо. Но тишина была опасно гулкой: тишина колодца. Борис выглянул через перила: вверх, вниз. Никого не увидел. Но это ведь тоже ничего не значит. Борис поставил на то, что будет осторожно подбирать слова, чтобы они ничего не сказали чужому уху.
Вынул телефон. Подержал. Открыл. Ни сообщений, ни звонков. Набрать самому? Еще не паника, уже тревога.
Или все-таки паника?
Звонить не стоит. Для паники оснований нет. Ирина объявилась. А Конго большая страна. Относительно мирная. Нас это не касается.
…И все-таки нажал вызов.
– Здравствуй, Игорь, – холодно ответил он на приветствие командира «Викинга». – У тебя есть, что мне рассказать?
– Никак нет.