Каннские хроники. 2006–2016

Л. Карахан. Заметьте, что фильм Бовуа и не был воспринят как некое духовное откровение. С помощью традиционно утешительного Гран-при ему скорее воздали должное. А своей высшей наградой – «Золотой пальмой» – нынешний фестиваль присягнул вовсе не ему, а картине тайского режиссера Апичатпонга Вирасетакуна (или, как он разрешает называть себя для простоты, – Джо) «Дядюшка Бунми, который помнит свои прошлые жизни». Этот фильм, безусловно, освежает экзотическими ароматами современный киноландшафт. Но по сути это ведь просто ловко составленный выпускником Чикагского университета причудливый коктейль из метемпсихоза и реинкарнаций – диковинных ингредиентов далекой родины автора. Для меня успех всех этих полуодушевленных рыб, проникающих в женское лоно, и нарочито примитивных лесных духов с горящими красными глазками – не что иное, как посткризисное (если иметь в виду прошлогодний фестиваль) «паломничество в страну Востока». Как и множество прежних подобных паломничеств, оно призвано умерить духовное зияние не с помощью какой-то глубокой религиозной обращенности, но с помощью мировоззренческого туризма, которому Восток, сохраняя в неприкосновенности свои истинные духовные тайны, всегда готов соответствовать на уровне очень искусно сделанных безделушек и суррогатов.

Кадр из фильма «О людях и богах» (реж. К. Бовуа; 2010)

Режиссер «Дядюшки Бунми…» и не пытается выдать себя за нового восточного гуру. Он ни на чем не настаивает. «Мне не нравится определять месседж моих картин», – говорит он в интервью. В «Дядюшке Бунми…» он был, скорее, увлечен стилизацией: «Мой фильм – это дань старому тайскому кино». Но у духовного голода свои законы, и по-своему трогательный, наивный фильм становится чуть ли не учебником жизни. Я даже случайно слышал, как один из уважаемых членов жюри, объясняя свои восторги по поводу «Дядюшки Бунми…», говорил о том, что теперь совсем по-другому будет относиться к своей собаке, которая всегда удивляла его желанием помыться в душе. У меня такое ощущение, что мировой артхаус, прославленный обращенностью к проблемам внутренней жизни человека, начинает впадать в детство вслед за массовым кино со всеми его «Шреками» и «Пиратами», которые взахлеб смотрят взрослые даже на ночных сеансах.

Д. Дондурей. Когда ты говоришь о стилизации, то в этом понятии скрывается заведомо уничижительный смысл. Это слово определяет нечто неглубокое, ненастоящее, неискреннее. Но огромное количество людей на фоне всей каннской программы восприняли тайскую картину как откровение, приводящее или подводящее к новым смыслам, горизонтам. Не как обманку, а как искренний призыв к размышлениям, к поиску новых духовных пространств. У критиков не было ощущения, что Вирасетакун обманщик. А исходя из того, что ты говоришь, получается, что он этакий фокусник.

Л. Карахан. Не буду оправдываться – я действительно так считаю. Что же касается стилизации, то, как писал Тынянов, она «близка пародии. И та, и другая живут двойною жизнью: за планом произведения стоит другой план, стилизуемый или пародируемый»^[9]. Но есть высокая вторичность стилизации, которую Тынянов усматривал в произведениях Достоевского, сопоставляя их с поэтикой Гоголя. Что же касается стилизации старых тайских фильмов в картине «Дядюшка Бунми…», то это, по-моему, совсем другая история.

Повторяю, лично к Вирасетакуну у меня нет никаких претензий. Он сделал то, что хотел, и вполне успешно. Дело вообще не в нем, а в принципе: копия уравнивается с оригиналом, занимает его место. Об этом – в фильме Киаростами, который, как может, пытается этому уравниванию противостоять, хотя, конечно же, понимает, что мир уже давно и прочно утвердил именно копию на месте оригинала.

Д. Дондурей. Особенно современную копию.

Л. Карахан. Теперь твой второй вопрос: о людях, которые восприняли «Дядюшку Бунми…» как картину, «открывающую горизонт», «приводящую», «подводящую» и т. п. Я с уважением отношусь ко всякому желанию что-то понять, открыть внутри себя, но при всем уважении к чужому мнению и священным принципам плюрализма дóлжно же все-таки иногда говорить о том, что король голый, а тень заняла не свое место?

Вот, к примеру, Дэвид Зивекинг прекрасно с такой задачей справляется. В одной из программ Московского фестиваля я посмотрел его документальный фильм «Дэвид хочет летать» – о Махариши Йоги. Популярно и очень остроумно режиссер рассказывает о том, как беглый буддистский монах, алчный и сластолюбивый, под вывеской «трансцендентальной медитации» сотворил огромную духовно-финансовую империю, в которую когда-то занесло участников ансамбля «Битлз», а теперь вот и Дэвида Линча.

Д. Дондурей. Я пытался оценочный компонент вытащить из твоих определений: ты «за» или «против»? Когда говоришь: «обманка», «стилизация»…