Каннские хроники. 2006–2016

Л. Карахан. Еще Звягинцев с Сокуровым – в 2007 году. Но в этом году русский дуплет, по-моему, не говорил о каких-то особых ожиданиях. Скорее наоборот – фестиваль торжественно закрыл тему, по крайней мере на время. Не знаю, достоверна ли эта информация, но, по слухам, Тьерри Фремо сказал в частной беседе, что Россия сейчас его вообще мало интересует, поскольку на этой территории ничего нового не происходит и откровения из России ждать не стоит. Вне зависимости от того, какими правдами-неправдами попали в конкурс сразу два наших фильма, объективно, в паре, они проиллюстрировали именно «тезис Фремо». При всех различиях ортодокса Михалкова и нигилиста Лозницы оба они представили «территорию», по которой гуляют бесконечная внутренняя вражда и гражданское несогласие. Никакого тебе традиционного русского душевного тепла – одна гибельная черная дыра. Есть от чего впасть в истерику. Тем более что русская «кинодиаспора» в Каннах подтвердила междоусобный характер нашего сегодняшнего существования: «михалковцы» были за Михалкова и против Лозницы, «антимихалковцы» – наоборот. Кстати, ни одного «чужого среди своих» ни в одном из враждующих лагерей я не встретил. Такая вот партийная дисциплина.

Когда-то в советские времена в «Проверке на дорогах» у опального «очернителя» Алексея Германа русские партизаны пощадили баржу с русскими пленными и не взорвали мост, по которому шел немецкий эшелон. У Михалкова русские саперы пусть даже и по случайности, но взрывают мост с русскими беженцами. А сцена с кремлевскими курсантами? Одна из наиболее удачных в фильме, она куда реалистичнее демонстрирует враждебность между курсантами и штрафбатом, чем их последующее боевое братство. Я уже не говорю о всех подставах с Надеждой Михалковой, которую если кто из своих обидит – и дня не проживет. Или на мине подорвется, как проплывший мимо утопающей Нади катер с партархивом, или сгорит в адском огне, как целая деревня, ни один из жителей которой не открыл девушке дверь в трудную минуту.

Разве не то же самое происходит в аналогичных военных ретросценах и у Лозницы? Партизаны, не раздумывая, убивают деревенского учителя и оставляют его малолетнего сына беспризорным сиротой. Или другой вариант: один русский офицер убивает другого русского офицера за то, что тот конфисковал у него трофейные немецкие шмотки.

Два таких фильма – это уже тенденция, которая, собственно, и доказывает правомерность западного отстранения от проклятого пространства, на котором свои со своими разобраться не могут. Какие уж тут «духовные искания».

Д. Дондурей. Можно сказать, что у них там – у русских – «не наши проблемы»?

Л. Карахан. Не наши, не европейские. По крайней мере, ответы на вопросы внутренней жизни Запад в России уже не ищет.

А. Плахов. Я не совсем с этим согласен. Понимаю, Лев, твою точку зрения, но мне кажется, что сильная художественная личность еще появится и смешает все карты. Тот же Лозница на самом деле открывает какой-то путь. Просто он появился, как всегда в России, неожиданно. Так появился Андрей Звягинцев семь лет назад – человек ниоткуда. Сейчас он один – единственный из России! – входит в рейтинг ста новых режиссеров, составленный фестивальными кураторами.

Короче говоря, все ждали кого-то из обоймы новых режиссеров российской «новой волны» – Алексея Попогребского, к примеру. А появился человек со стороны. Собственно, так и бывает чаще всего: найдешь там, где не ищешь. Но все равно то, что возникло, – это очень существенно, и мне кажется, что наша территория для мира не закрыта.

Закрытая банка и открытый космос. Канны-2011

Даниил Дондурей,

Лев Карахан,

Андрей Плахов