Обычно те, кого вносили в реестр, присягали на верность университету и стране и клялись в любви к истинной христианской религии. Это означало, что в течение долгого времени присягу не мог принять ни католик, ни иудей, ни даже протестант реформатского толка[206]
. Считалось, что только лютеране могут любить истинную христианскую религию. И если реформатам разрешили принимать присягу после 1740 года, то католиков и иудеев продолжали подвергать дискриминации[207]. На Канта, которому было всего шестнадцать, это требование не распространялось. Ему нужно было только пообещать, что он будет подчиняться. Для поступления в университет большинство студентов сдавали экзамен декану факультета, чтобы получитьНельзя принять в университет того, кто недостаточно уверенно излагает достаточно сложного писателя, такого как Курций или как «Избранные речи» Цицерона, и не может произнести небольшой речи без грамматических ошибок. Он должен достаточно хорошо понимать устную латинскую речь. В логике он должен разбираться в существенных частях силлогизма. Он также должен знать все самое необходимое по географии, истории и эпистолографии. Он должен уметь объяснять и анализировать по меньшей мере два из Евангелий, такие как от Матфея и от Иоанна на греческом, и 31 первую главу из книг Моисеевых на древнееврейском[208]
.После Фридерицианума у Канта едва ли могли возникнуть какие-либо сложности при прохождении такого испытания[209]
. Именно к этому его и готовили. Не следует удивляться и тому, что математика и натурфилософия выделялись только тем, что отсутствовали в перечне необходимых квалификаций.Можно было ожидать, что Кант пойдет по легкому пути и вступит на тот же карьерный путь, что и большинство его предшественников и однокурсников. Если бы он к этому стремился, то мог бы, посетив обязательные курсы по философии, продолжить изучать богословие. После пятого семестра он мог бы стать учителем во Фридерициануме или получить одну из многочисленных стипендий, доступных студентам-богословам. Наконец, его могли бы назначить пастором, он бы получил приход или стал профессором богословия в университете (а возможно – и то и другое, обеспечив себе относительно комфортный и надежный доход). Кант не получил стипендии и не стал преподавать во Фридерициануме. Он выбрал совершенно иной путь. Мы не знаем точно, какой образовательный курс Кант официально выбрал, когда поступил в университет, поскольку ректор не записал, какие факультеты выбрали принятые в университет в 1740 году[210]
. И все же более чем вероятно, что он с самого начала ходил на курсы по философии, хотя бы потому, что философия была первым предметом для всех студентов[211]. Даже те, кто намеревался изучать богословие, право или медицину, сначала должны были пойти на философию в качестве подготовки к одному из «высших» факультетов. То, что сначала Кант изучал философию, таким образом, не означает, что он собирался избрать ее основным предметом. Поскольку в последний год во Фридерициануме его больше всего интересовала античность, вполне вероятно, что он собирался изучать именно античную литературу. И все же он довольно скоро передумал и сосредоточился на занятиях по философии.Кристоф Фридрих Гейльсберг (1726–1806) начал обучение на следующий год после Канта. Первым приятелем Канта в университете был Иоганн Генрих Влёмер (1728–1797), настолько «близкий друг Канта», что иногда они снимали жилье вдвоем. По настоянию Влёмера Кант взял Гейльсберга под свою опеку, дал ему «книги о современной философии и объяснил самые сложные части того, чему учили Аммон, Кнутцен и Теске. Все это он сделал по дружбе»[212]
, иными словами, не взял за это денег. Кант учил несколько других студентов за деньги – и не только. Они могли вернуть ему долг и по-другому. Они обеспечивали его такими предметами роскоши, как кофе и белый хлеб. Когда Влёмер переехал в Берлин, еще один студент, Кристоф Бернхард Калленберг, обеспечил Канта бесплатным жильем и оказал значительную поддержку[213]. Канта поддерживал и дядя, сапожник Рихтер, который взял к себе его младшего брата, когда их отец умер в 1746 году. По словам Гейльсберга: