По меньшей мере поначалу Кипке, «острый и часто сатирический судья искусств» придавал большое значение элегантности[432]
. С 1755 по 1777 год он был государственным инспектором Кёнигсбергской синагоги. Задачей инспектора было следить, чтобы фраза «ибо они преклоняются суете и ничтожеству, и молятся богу, который не в состоянии помочь» в молитве, которую читали в конце каждой службы,Функ, доктор юриспруденции и младший адвокат в суде, был еще более близким другом Канта, чем Кипке. «С ним он действительно подружился»[434]
. «Больше всего он общался с ним» [435] . Боровский рассказывает интересную историю, которая, вероятно, произошла во время каникул между зимним семестром 1755/56 года и летним семестром 1756 года:Однажды, в первые годы его преподавания, ранним утром мы пошли к нему [Канту] с доктором Функом. Тем утром один студент обещал зайти и заплатить за лекцию. Кант утверждал, что ему на самом деле не нужны деньги. И все же каждые пятнадцать минут возвращался к мысли, что молодого человека все еще нет. Через несколько дней тот пришел. Кант был так разочарован, что когда студент спросил, может ли он быть одним из оппонентов Канта на предстоящей защите, он отказал ему, вспылив: «Вы, может, не сдержите своего слова и вообще не придете на защиту, и таким образом все испортите!»[436]
Защита, о которой идет речь, была защитой «Физической монадологии» Канта 21 апреля 1756 года, где Боровский был одним из оппонентов[437]
.Функ был невероятно интересным персонажем, он вел, если можно так выразиться, вольную жизнь. Также он читал лекции по юриспруденции. Гиппель, который учился у него в соответствующий период, признавался, что научился у него большему, чем у более титулованных преподавателей:
Лишь потому, что ему приходилось жить только на свои лекции, он был, несомненно, лучшим из всех преподавателей (магистров). Даже в то время мне казалось, что господа, занимающие какие-то должности на стороне
Очевидно, Функ был популярен не только среди студентов, но и «у дам». В этом он заметно отличался от первого мужа своей жены, жившего, как говорят, жизнью «полного педанта»[439]
.У Канта и его друзей были разнообразные интересы, и круги, в которых они вращались, не были ни кругами пиетистов, ни даже кругами более консервативных вольфианцев. Не только их взгляды, но и сами их жизни были менее ограниченными. В те годы «Кант не должен был соблюдать строгие диетические правила и мог многое делать просто для удовольствия»[440]
. Следующие несколько лет усилили эту тенденцию.Русская оккупация (1758–1762): «Человек, который истину любит так же сильно, как и тон хорошего общества»