Кант: краткое введение

Акт созерцания подразумевает отношение к объекту не как к части всеобщего (понятию), но как к вещи такой, как она есть. В эстетическом суждении предмет изолирован и рассматривается сам по себе. Но созерцание не ограничивается актом изоляции. Оно включает процесс абстрагирования, точно такой же, с помощью которого практический разум вырабатывает категорический императив. Эстетическое суждение абстрагируется от любых «интересов» наблюдателя, который рассматривает предмет не как средство для достижения своей цели, но как цель саму по себе (хотя и не нравственную цель). Желания, стремления и амбиции наблюдателя подчиняются созерцанию, и предмет рассматривается вне всяких интересов (т. 5, с. 49). Акт абстрагирования имеет место, когда мы сосредоточиваемся на предмете и выносим «единичное суждение» (т. 5, с. 52). Следовательно, в отличие от абстракции, результатом которой становится категорический императив, оно не вырабатывает общезначимых правил. И все же претендует на всеобщность. Именно это дает мне возможность «выступать судьей в вопросах вкуса» (т. 5, с. 42). Абстрагировавшись от всех моих желаний и интересов, я извлекаю из своего суждения все «эмипирические условия» и адресуюсь единственно к разуму, точно так же как я сверял с ним мои цели, стремясь поступать нравственно. «Суждению вкуса, лишенного, как мы сознаем, всякого интереса, должно быть присуще притязание на значимость для каждого, но без всеобщности… другими словами, с суждением вкуса должно быть связано притязание на субъективную всеобщность» (т. 5, с. 49). В этом случае, как кажется, удовольствие от предмета эстетического суждения устанавливается как обязательное для всех разумных существ.

Незаинтересованность — признак «интереса разума» возникает тогда, когда разумные люди отстраняются от своих интересов и пытаются смотреть на мир, как мог бы смотреть Бог, с точки зрения суждений. Именно это мы и делаем, решая, что правильно и что нет, когда заседаем в суде, когда добиваемся доказательств и, как ни странно это звучит, когда созерцаем мир видимостей. Незаинтересованное созерцание — это распознавание того, что значит предмет, причем значит до такой степени, что наши интересы не влияют на суждение. Если эта мысль кажется вам странной и в то же время убедительной, вы в состоянии оценить гениальность Канта, сделавшего ее центральной в своей эстетике.

Воображение и свобода

Каким образом рассудок вовлечен в эстетическое созерцание? Рассматривая «синтетическую дедукцию (см. выше) в своей первой «Критике», Кант настаивал на центральной роли воображения в «синтезировании» понятия и интуиции. Воображение преобразует интуицию в информацию. Именно при помощи воображения мы наполняем наш опыт «содержанием», в котором и заключается представление о мире. Когда я, выглядывая из окна на улицу, вижу человека, понятие «человек» уже присутствует в моем сознании. Работа воображения — это наполнение опыта понятиями.

Кант полагал, что воображение может быть и свободно от понятий (то есть от законов познания). Эта «вольная игра» воображения характерна для эстетического суждения. При такой вольной игре понятия или неопределенны, или определенны, но не применяются. Пример первого случая: «синтез» при помощи воображения, когда набор знаков складывается в узор. Здесь нет никакого определенного понятия. Узор создается только за счет понимаемого при помощи опыта порядка, а опыт не пользуется никаким определенным понятием. Пример второго — «синтез» при виде лица на картине. Здесь в синтез опыта вовлечено понятие «лицо», но оно не применено к предмету. Я не сужу о том, что передо мной лицо, но только о том, что воображение разрешает мне видеть его. Второй вид вольной игры воображения позволяет нам воспринимать художественное воплощение. Однако Канта больше интересовал первый вид, что и привело его к формалистической концепции прекрасного в искусстве.

Свободная игра воображения позволяет мне заставлять понятия влиять на опыт, который сам по себе «свободен от понятий». И даже если законов вкуса не существует, я могу обосновать свое удовольствие, сосредоточившись на его «странности».

Гармония и общее чувство