В рассмотрении этого вопроса Кант возвращается к своей концепции человека как цели самой по себе. Он храбро (и справедливо) утверждает, что возможны сексуальные отношения, при которых к партнеру относятся не как к личности, а как к вещи, то есть, образно говоря, субъект поглощается объектом. Однако равенство партнеров восстанавливается, потому что то же самое происходит и по отношению к другому партнеру. Однако же при противоестественном половом общении ничего подобного не происходит, и следовательно, оно должно быть запрещено (т. б, с. 304). Подробности взглядов Канта на половую мораль (основанную на современной ему христианской трактовке брака) вряд ли заинтересуют современного читателя. Однако стоит отметить, что он сделал первые шаги к пониманию того, что ставится на карту в сексе, почему сексуальное желание может представлять опасность для его объекта и как наши сексуальные переживания могут сказаться на нашей личности. То, с какой легкостью он обсуждает эти трудные вопросы, подтверждает его веру в правоту выдвинутой им теории личности как метафизической категории человеческого существа.
Вечный мир
Кант отстаивал гражданское общество — идеал сообщества свободных граждан, в котором правят законы, установленные самим народом, — на двух уровнях. Во-первых, как он считал, оно является априорным следствием категорического императива. Во-вторых, по его мнению, гражданское общество должно было стать предпосылкой мира между народами. Войны возникают тогда, когда частные интересы берут верх над требованиями справедливости или когда деспотичная власть видит выгоду в навязывании своей воли. Если все народы мира примут республиканскую форму правления, тогда любое решение будет приниматься с согласия всех граждан, а следовательно, под управлением априорных законов практического разума. Войны будут упразднены не только потому, что это несправедливый способ достижения коллективных целей, но и потому, что они представляют собой акт безумия, противоречащий общим интересам. Другими словами, они противоречат не только категорическому императиву морали, но и гипотетическому императиву выживания.
Однако условия «вечного мира» не могут возникнуть сразу и как свершившийся факт. Народы, даже принявшие республиканскую форму правления, в своем «естественном состоянии» противопоставлены друг другу и «нарушают право» друг друга (т. 7, с. 18). Чтобы преодолеть разделяющие народы барьеры, следует предпринять определенные шаги. Точно так же, как в интересах личности избавиться от естественного состояния и войти в цивилизованный мир, чтобы наслаждаться законной свободой, так и в интересах народов подчиниться общим законам, преодолеть стадию младенческой воинственности, принесшую столько горя человечеству. То, к чему следует стремиться, — это «мировая республика» (т. 7, с. 22), в которую государства войдут на основе федерации, — состояние, которого вряд ли удастся достичь на деле. Федерация республик, живущая по общим законам, одна способна гарантировать мир между народами. Каждая республика будет заинтересована в том, чтобы поддерживать закон, защищающий ее от агрессии, и принять единую правовую доктрину, регулирующую отношения между народами.
Как и прочие построения кантовской политической философии, «мировая республика» — это идеал разума. Но его понимание идеала отчетливо антиутопично. Утопист всегда полагает, что идеал может быть воплощен в действительности,' и вследствие этого принимается уничтожать препятствия на этом пути. Последователи Канта считают, что идеал не. может быть реализован, поскольку мы живем в несовершенном мире, на который влияют эмпирические условия. Идеалы же следует рассматривать как регулятивные принципы, указывающие нам путь к совершенствованию. И поэтому нам предлагается исправлять положение вещей, а не разрушать его.
Разрабатывая свой идеал мирового правительства, Кант обрушивается с яростной критикой на колониализм, и утверждает, что только в федеративном союзе народов мораль и политика смогут мирно ужиться друг с другом. Пока такой союз не будет установлен, государственным деятелям ничего не остается, как изворачиваться, лгать и хитрить, отстаивая интересы своей нации. Привычка к секретности, выработавшиеся при существующих отношениях между народами, противоречат «трансцендентальной формуле публичного права» (т. 7, с. 50). Следовательно, ей на смену должна прийти гласность. Нужно стремиться к полной открытости международных отношений, такой, какая свойственна отношениям между людьми. Уважение к личности должно распространиться и на государство, которое нас представляет, потому что это тоже «лица», обладающие правами и обязанностями, определяемыми, как права и обязанности личности, единым нравственным законом.