Кант: краткое введение

Политические воззрения Канта были восприняты многими философами и юристами и не утратили актуальности и по сей день. Правда, череда войн и революций сделали немодным кантовский оптимизм. Однако его апелляция к естественному закону и правам человека и попытка вывести теорию права из допущения о трансцендентальной свободе, имеют непреходящую ценность. Если бы Кант мог предвидеть события, приведшие (помимо прочих бедствий) к разрушению прелестного города, в котором он родился и жил, и полное истребление его жителей, его страстное упование в доброе начало человеческой натуры, возможно, несколько потускнело бы. Но тем, кто, подобно Канту, твердо надеется, что нами будет править разум при помощи императивов и нереализуемых идеалов, эта его вера внушает надежду.

Глава 8 Трансцендентальная философия

Уже первые последователи Канта считали, что он перевернул всю философскую науку. И еще при его жизни начались отчаянные споры по поводу его критической системы. Был ли Кант в конечном счете лейбницианцем, в чем обвинял его Эберхард? Верил ли он, что мир есть не более чем хорошо обоснованное явление, а реальность — это всего лишь совокупность вневременных и внепространственных ноуменальных субстанций, свойства которых выводятся исключительно из разума? Является ли вещь в себе базовой субстанцией, на которой основаны все видимости? В серии писем к стареющему Канту его ученик Якоб Бек рассказывал ему о такой интерпретации его идей и тщился доказать ее нежизнеспособность. Однако если трансцендентальная философия не является версией лейбницианского рационализма, то, может быть, это вариации на тему скептического эмпиризма Юма? Негативная часть философии Канта изложена гораздо яснее, чем позитивная, и некоторые современники прозвали его «прусским Юмом». В пространном заключении, завершающим раздел об антиномиях первой «Критики», Кант особо подчеркивает негативный аспект и с особой гордостью пишет о методе, позволившем ему подняться над всей предыдущей системой доказательств и показать, что доказательства некоторых выводов отсутствуют именно потому, что они недоказуемы.

Причисление кантовских идей к теориям Лейбница или Юма в корне неверны. Правда, что временами Кант говорит, что понятия «управляют» нашим восприятием (например, т. 3,с. 115), что очень напоминает выводы Юма. Правда и то, что он был увлечён «трансцендентальной гипотезой» о царстве «вещей, каковы они есть» (например, т. 3,с. 571), и это приближает его к Лейбницу. И то, и другое утверждения не существенны. Кантовская критическая философия не сводится к теории ни одного из его предшественников хотя бы потому, что она расшатала основы обеих.

Первой значительной философской школой, выросшей из кантовских идей, стал «субъективный идеализм» Фихте (1762–1814), Шеллинга (1775–1854) и Гегеля (1770–1831). Согласно этим мыслителям, критическая философия, если не брать в расчет вещь в себе, показала, что реальность следует постигать умозрительно. Знание о предметах скорее «устанавливается», чем «получается». Фихте считал самым большим достижением Канта доказательство того, что разум получает знания только вследствие своей собственной деятельности, в том смысле, что предметы познания есть продукт этой деятельности. Именно поэтому Фихте писал своему другу: «Вероятно, я более строгий трансцендентальный идеалист, чем Кант; он допускает множество видимостей, я же утверждаю, что даже они произведены нами, посредством нашей творческой силы». Разум отождествляется с «трансцендентальным субъектом» и мыслится как единый ноуменальный объект, с которым мы уже знакомы. Однако кто эти мы? У Фихте трансцендентальный субъект предстает чем-то вроде вселенского духа, который создает отдельные эмпирические субъекты, а также «мир видимостей», в котором они действуют, и все это полностью зависит от непознаваемого синтеза, создающего природу из неисчерпаемого источника вещи в себе.