Что еще? Попытаюсь вспомнить что-то такое, чего обо мне не расскажет никто другой. Мой рост — метр семьдесят два — установился еще в пятом классе. Мне было не до смеха. Интересно, какого роста будешь ты — большого, маленького? В обоих случаях — извини, и э-э… какой рост тебе больше нравится? С шестого по девятый класс было еще хуже, чем в пятом, но в это время хуже было всем. В детстве у меня был пес по кличке Пит. Ласковый, слюнявый дурень, здоровенный и мягкий, как пуф. Мой первый трудовой опыт — черпание мороженого на молочной ферме. Я люблю ездить на машине с опущенными стеклами, даже в холод. Терпеть не могу летать самолетом. Чтобы отвлечься, перед взлетом сочиняю имена и истории окружающих пассажиров. Ты удивишься, но я до сих пор помню некоторых случайных попутчиков благодаря тому, что выдумала им длинные истории. Не такие длинные, как в художественных фильмах, но… не знаю… как у нормальных людей? О том, кого они знали и любили, какие хранили секреты. Жаль, что музыка теперь для меня не так важна, как в старших классах и колледже. Я скучаю о том, что меня волновало во время учебы, но не обо всем. Я ужасно танцую, но все равно любила таскать Молу на танцульки по четвергам на втором курсе. Мола неслабо отжигала. Самый памятный — вечер, когда у меня на правой ноге лопнул носок «чак-тейлора» и пальцы вылезли наружу. У кого-то нашелся черный фломастер, и я разрешила всем, кто захочет, рисовать на моих кедах и пальцах ног. Я предпочитаю есть печенье, а не пироги. Пироги мне совсем не нравятся. Жалею, что не научилась как следует рисовать. Каждый вечер перед сном я хотя бы минут двадцать читаю. Если засыпаю с книгой на лице (что часто бывает), то, проснувшись утром, прочитываю две страницы, чтобы выполнить норму. Я не верующая, хотя часто фантазирую, как, став симпатичной старушкой, хожу во всякие церкви, мечети и храмы — просто послушать других людей. Ты поди уже в курсе, что я любила и сама поговорить, и других послушать. Я не верю в духов, но боюсь их или того, что за ними стоит. Скорее я боюсь ошибиться насчет реальности духов. Сначала дом, который мы купили с Полом, страшно мне не понравился. Дорогой, нагоняющий жуть, слишком тихий, я жалела, что не осталась жить в квартире в Провиденсе. Мы оба не умеем работать руками, наши познания в ремонте и содержании дома ограничивались видео в «YouTube». Однажды на выходные осенью мы содрали мерзкие деревянные панели со стен на веранде и своими силами обшили их вагонкой. Я так гордилась собой, после этого дом стал нашим. Я никогда не рассказывала об этом Полу. Теперь об этом знаешь только ты. Ну и Мола еще, раз она подслушивает.
Мы приближаемся к Коббс-корнер, а значит, наш дом совсем рядом и ближе с каждой минутой.
Я… пожалуй, закончу. Мы еще поговорим. Обещаю. Если я не сдержу слова, знай, что это не специально. Люди часто нарушают обещания, ничего не поделаешь. Обещания — те же благие пожелания. Ага. Отличная вещь, если помнить, что они не всегда помогают и не всегда сбываются.
— Теперь ты говоришь как бешеный Йода, поймавший приход. Прости, прости, не удержалась. Ты это потом вырежешь, правда?
Я тебе говорила, что тетя Мола полный атас.
Люблю. Баю-бай, сассафрас.
Мола
Первая половина пути к Эймсу ведет их обратно по местам, через которые они совсем недавно проезжали, в том числе по мосту над шоссе I-95, все еще напоминающим застывшую речную гладь. Возвращение вызывает у Рамолы диссоциацию, не дежавю, но ощущение обратной перемотки, топтания на месте. А тут еще Натали наговаривает послание на случай собственной смерти своему неродившемуся ребенку, которому доброе здравие и безопасность тоже не гарантированы. Рамолу тревожит, что они удаляются все больше — во времени и пространстве — от возможности оказать Натали необходимую помощь.
Приближается «Излучина», жилой комплекс Рамолы. Чернеет прямоугольник эркерного окна ее квартиры. Количество машин на стоянке не изменилось. Интересно, как там Пьяченцы с Дэниельсами? Сидит ли кошка Фрэнка дома или возникнет перед ними посреди дороги, со втянутой в плечи головой, шатающаяся как пьяная, чтобы превратиться в месиво под колесами «Скорой»? По мере того как Непонсет-стрит уходит в сторону от ее нового дома, ныряя под Кантонский виадук, рассеянные мысли Рамолы погружаются в прошлое, подбрасывают вопросы о судьбе бывших соседей из многоквартирного дома в центре Квинси, старожилах и молодых, как она, людей, сплошь белых и поначалу очень сдержанных (и подчеркнуто вежливых) в обращении с ней. Веселый нрав и доброта Рамолы быстро расположили к ней соседей и местных жителей, лед растаял, они начали болтать при встречах в коридоре и за бокалом вина субботними вечерами у подъезда дома.
Натали говорит: «Шучу я. Ха-ха. Обычно шутки у меня получаются лучше, и со мной веселее, но сейчас приходится прокладывать курс через зомби-апокалипсис — это я о тебе, Мола».
— Спасибо. Пожалуйста, перестань говорить «зомби».
Натали исполняет припев песни «Зомби» рок-группы «Кранберриз», у нее плохо получается.