После поворота на холме Крессент-Ридж справа показывается молочная ферма с популярным среди местных жителей киоском мороженого. Летними днями с полудня до позднего вечера у каждого из восьми окошек раздачи выстраивается очередь из пятнадцати-двадцати человек. Сейчас нет ни очередей, ни машин на стоянке (передняя часть заасфальтирована, дальняя — утрамбованный грунт), ни коров, лениво пасущихся на огороженных полях и лугах.
Из-за киоска вылезает тощая собака, совершает обход автостоянки. Шерсть на груди и животе — белая, на спине и ногах — бурая и рыжеватая. Длина и пушистость хвоста преувеличены, как на детском рисунке.
— Надеюсь, собака не потерялась, — говорит Рамола.
— Кажется, это — койот.
Морда животного скорее напоминает волка, чем собаку. Шерсть грубая, свалявшаяся. Уши — заостренные треугольники. «Похоже, ты права», — соглашается Рамола. Она никогда не видела койота живьем.
Койот не выглядит уверенным в себе, зорким хищником, контролирующим свою территорию, животное шатается и растерянно кружит вокруг одного и того же места. Хвост висит. Ноги дергаются и дрожат. Морда на вытянутой шее бессильно опущена к самой земле. Из пасти течет белая, тягучая слюна.
— Почему ты тормозишь? — спрашивает Натали.
— Я не торможу. — Однако быстрый взгляд на спидометр подтверждает, что скорость упала до 25 миль в час. Рамола жмет на педаль газа, мотор издает глухой рык.
Койот делает рывок, на который не казался способен всего секунду назад. Его бег лишен грации и ритма, ноги движутся сами по себе безо всякой координации, будто стучать лапами по асфальту для койота важнее, чем продвигаться вперед.
— Черт, черт! — восклицает Натали. — Не сбей его…
Рамола рывком уводит фургон на встречную полосу. Резкое смещение веса тащит их еще дальше влево, на чью-то лужайку перед домом. Рамоле удается не потерять управление и сохранить прежнюю скорость. Лупить по тормозам нельзя — внезапное торможение туго натянет ремень безопасности на животе Натали. Вцепившись в руль, Рамола морщится в ожидании удара койота о машину, в то же время надеясь, что они не столкнутся.
Решетка радиатора проскакивает мимо бегущего наперерез животного. Рамола прибавляет газа, стараясь избежать столкновения. Зверь бежит так быстро, что не видно ног, кажется, что он катится, словно перекати-поле, гонимое ураганным ветром. Койот пропадает из виду, Рамола с ужасом ждет тошнотворного толчка, с которым колеса переедут через животное.
Раздается громкий, резкий треск, койот врезается в бок фургона за дверью Натали. Она кричит: «Твою ж мать!» — и отшатывается от окна, но тут же прижимает лицо к стеклу, бормоча неразборчивые замечания и комментарии.
Рамола не сбрасывает скорость, не останавливается — лишь переводит машину обратно на правильную полосу.
Натали, глядя в окно, говорит: «Я его не вижу. Насмерть?»
Рамола смотрит в зеркала заднего вида. Отраженный большим прямоугольным зеркалом со стороны пассажира койот, напоминающий шевелящийся ком шерсти с мелькающими лапами, вскакивает на ноги, часто открывает и закрывает пасть, однако его криков, если они есть, в машине не слышно. Фигура койота в зеркале с пройденным расстоянием постепенно уменьшается, зверь все еще преследует машину «Скорой помощи», ковыляя вдоль желтой разделительной линии.
— Поднялся и тащится за нами, — сообщает Рамола.
— Господи. Если я окончательно съеду с катушек от бешенства, не позволяй мне кидаться на машины «Скорой помощи».
— Я бы не рекомендовала такой образ действий.
Натали отворачивается от окна, поднимает телефон, смотрит на него и снова опускает, точно убедившись, что он еще с ней.
Прекрасно понимая, что больное, раненое животное не угонится за ними на скорости сорок пять миль в час, Рамола все-таки заглядывает по очереди во все зеркала заднего вида, высматривая всклокоченную фигуру. Совершив обзор в четвертый раз, она решает повторить процесс еще разок.
— Ты что-то увидела сзади? — интересуется Натали.
— Хочу убедиться, что мы от него отделались.
— Сама удивляюсь своей просьбе, но, может, не стоит ехать так быстро. Впереди извилистая дорога. Койот Куджо[14]
нас не догонит.— Извини.
Как назло, фургон излишне быстро проносится через седловину, отчего у Рамолы, как на американских горках, екает сердце. Она сбрасывает скорость до тридцати миль в час. Бей-роуд сужается и петляет подобно всем дорогам Новой Англии, проложенным еще до появления твердого покрытия и городского планирования. Окружающий лес густеет, жилые дома попадаются все реже. Справа на расстоянии меньше мили пролегает северо-восточная граница обширного национального парка Бордерленд. Вдоль обеих обочин тянутся разукрашенные мхами и лишайниками каменные стены бутовой кладки, чтобы без видимой причины отвернуть в сторону и исчезнуть в лесу. Эти стены — наследие семнадцатого века. Крестьяне расчистили невероятно каменистую почву и сложили из камней более ста тысяч миль стен по всей Новой Англии.