Дверь в библиотеку распахнулась, едва мы с дедом подошли к ней. Не-а это не нас тут так встречают. Просто фиолетовый Емельяныч придерживал щупальцем дверь, пока пара скелетов выносила разрубленного на три части монстрика. Вернулся царь-батюшка и сразу в труды и заботы окунулся, неугомонный наш.
— Его Величество… — торжественно начал дворецкий, распахивая дверь в соляную комнату.
— Да ладно, Гюнтер, — перебил его я. — И так всё понятно.
— Протокол, Ваше Величество, — вздохнул он, но посторонился, пропуская нас внутрь.
Царь-батюшка стояли посреди кабинета, с удовлетворением рассматривая лезвие длинного черного меча.
— А Федька! Здорово, Михалыч. Ну, присаживайтесь смутьяны, али сразу на колени падайте чтобы головы вам смахнуть сподручней было.
— И вам не хворать, Ваше Величество, — я подвинул стул поближе к столу и со вздохом опустился на него. — А чего это вдруг мы смутьяны?
— А вот это мы сейчас и выясним, — Кощей обошел стол и уселся в кресло. — И чего, и почему, и как вы вообще до бунта докатились.
— А у нас бунт? — удивился я. — Михалыч? Ты что-нибудь заметил?
— Ну что ты к словам придираешься, внучек? Неуважение царю высказываешь. Сказали тебе — бунт, вот и не противьси. Мало ли какая вожжа царю-батюшке под хвост попала.
— Спасибо, Михалыч, — хмыкнул Кощей. — Что у вас там за свадьба такая, что всю Лысую гору с утра трясёт?
— Не пойду! — категорически заявил Кощей. — Лучше сразу здесь прибейте.
— Ну, Ваше Величество, — заныл я. — Ну вникните в проблему. Ну а кому еще идти кроме вас? На вас-то она руку не подымет…
— Угу, не подымет… — Кощей почесал лоб. — А чего Калымдай не сходит? Или, вон, Аристофана зашли, а я ему от щедрот наших ведро самогона презентую.
Отвечать необходимости не было — разговор шел по кругу уже час.
— Вурдалачку свою пошли, Федька, — в десятый раз предложил царь-батюшка. — Она же живучая, зараза.
— Не пойдет она, — в десятый раз вздохнул Михалыч. — Самому придётся, Кощеюшка…
— Не пойду.
— Ну, хорошо, — я поднялся. — Давайте втроём пойдём. Решать-то вопрос всё равно надо.
Кощей помолчал немного и тоже поднялся:
— А пойдём. Только рыцарей моих с собой захватим.
Рыцари-зомби, кстати теперь разделились на два отряда: двадцатка охраняла царя-батюшку, а десяток сторожил меня. Чтобы не убежал. Чёрный юмор. Самому смешно. Угу.
А идти никуда и не пришлось. Дверь распахнулась и в кабинет вначале влетел Гюнтер, потом два часовых рыцаря, а вслед за ними уже вплыла с грацией сибирского мамонта, наша незабвенная главбухша.
— Вашество, — кивнула она Кощею, — Федька, Михалыч. — Бухгалтерша развернулась к нам необъятной кормой, склонилась над фон Дракхеном и засюсюкала: — А кто енто у нас такой маленький? А кто енто у нас такой хорошенький? А ну-ка, скотинка, посмотри, что тебе тётя Граппа принесла! — она запустила руку в необъятное декольте и, выудив большую кость, помахала ею над распахнутой пастью змеепингвина: — А ну-ка, животинка, скажи тёте "Гав!"
Фон Дракхен молчал, провожая взглядом летающую над ним кость.
— А кто будет упрямиться, — не отставала он него бухгалтерша, — того тётя сначала по попе отшлёпает, а потом и из ведомости на довольствие вычеркнет. Ну, змеиная твоя мордашка, скажи "Гав!"
— Гав, — покорно пропищал фон Дракхен, не сводя взгляда с косточки.
— Хорошая собачка, — кивнула главбух и, отдав ему кость, развернулась к нам.
Мой выход.
— Агриппина Падловна, это вы?! Не узнал — богатой будете! А я смотрю — дама какая-то жутко симпатичная, да вроде знакомая… А-а-а, понял — вы опять похудели? Действительно, не узнать. Эдак неделька-другая и придётся к вам специального слугу приставить, чтобы объяснял встречным придворным кто вы такая. Разоримся мы на вас, Агриппина Падловна. Но красота того стоит!
Уф-ф-ф… Я мысленно показал Кощею язык. Если что — теперь меня убьют последним.
Главбухша кокетливо опустила маленькие глазки, заулыбалась, но скоро опомнилась и грохнула толстой папкой о стол:
— Вызывал, батюшка? Пошто старую женщину гоняешь через весь дворец?
— Это вы — старая?! — взвился я, но меня перебил Кощей, бросив на меня недовольный взгляд:
— Что ты, Агриппинушка, никто тебя не вызывал, мы вот как раз сами собирались к тебе сходить.
— А мне Машка Федькина сказала, что зовёшь мол, отчёт за время Федькиного царствования предоставить.
Ну, Маша, фиг тебе, а не мешок яблок. Правильно я с ним время тянул, теперь ни за что не отдам!
— А, кстати, — оживился царь-батюшка, — ну-ка расскажи мне, как Федька чуть моё царство по миру не пустил. Как он тут премии себе да дружкам своим выписывал, как денежки мои проматывал без счёта.
— Тебе в цифрах, Вашество или коротко? — бухгалтерша открыла папку и взяла верхний листочек.
— Давай коротко. В цифрах подробно озвучим, когда приговор ему объявлять будем.
— Ну ежели коротко… — Агриппина Падловна прищурилась, разглядывая цифры на листе, — то если приход за время Федькиного правления считать за сто процентов, то расходы составили одну тысячную того же, растудыть его процента.