Канцелярская крыса. Том 2

– Спрашиваете! – Питерсон в восхищении прикрыл глаза. – Удивительное место, удивительное время. Вы даже не представляете, Гилберт, в какое прекрасное время вам выпало жить.

Герти пожал плечами.

– Наверно, есть и получше. Конец девятнадцатого века – шумное местечко. Войны, грипп, все прочее…

Питерсон хлопотал, накладывая Герти ежевичного варенья, и благодушно улыбался. Несмотря на то что в его волосах не было ни единого седого волоска, а облачен он был отнюдь не в вещи из дамского гардероба, у Герти мгновенно возникло безотчетное ощущение того, что он находится в одной комнате с преклонных лет дамой, дружелюбной и любящей поболтать.

– Вы не понимаете. Впрочем, ничего удивительного. Мы не ценим ни тех вещей, которые имеем, ни той эпохи, в которую живем. В наше время ваш викторианский период считается золотым. Что-то вроде отгоревшей не до конца сказки, если вы меня понимаете. Здесь даже воздух этим проникнут…

– Скорее угольным дымом, – заметил Герти, пригубив чай.

Против его опасений, чай оказался отменным и превосходно заваренным, что его немного успокоило насчет будущего. Какие бы катаклизмы ни довелось пережить современникам Брейтмана, чай заваривать они не разучились. А значит, старая добрая Англия еще не так плоха, как может показаться.

– Я бы с удовольствием взглянул на вашу эпоху. Наверно, это что-то замечательное. Страшно представить, до чего дошел технический прогресс.

Миссис Мак-Класки отчего-то поежилась.

– Да, – сказала она, кивая, – страшно представить. Прогресс, дорогой мой Гилберт, всегда будет палкой о двух концах. Он всегда что-то дает нам, но что-то и отнимает. Ваши новомодные телефоны постепенно лишают вас настоящих бесед друг с другом, а путешествия, меняющие окружающий мир, превращаются в обыденность.

– Так можно сказать про любое время, – рассмеялся Герти. – Когда-то ругали и фонограф за то, что он убивает живую музыку.

Миссис Мак-Класки улыбнулась ему улыбкой Питерсона.

– Вы правы. Но все равно, до чего же приятно иногда бывает окунуться в иную эпоху, иной мир. Сидеть вот так спокойно, пить чай, слушать цоканье лошадиных копыт… Вы лишены этого удовольствия, мой милый, но вы молоды, а оттого еще не успели понять вкус сентиментальности. Каждому напитку, знаете ли, приходит свой черед…

– И лучше оценивать его до того, как подали счет, – понимающе кивнул Герти.

Миссис Мак-Класки мелодично рассмеялась, причем ее смеха не портил даже мужской баритон.

– Вы прелестный молодой человек, Гилберт. Надеюсь, мы с вами еще увидимся.

– Уже уходите? – удивился Герти, глядя на часы. – До которого часа вы забронировали тело?

– До десяти. Однако возникли непредвиденные обстоятельства. Дело в том, что один настойчивый джентльмен хочет вас увидеть.

– Где он? – удивился Герти, озираясь.

– Правильнее было бы спросить, не где он, а когда он.

– Простите?..

– Мистер Брейтман, мой современник. Он настаивает на том, что должен срочно с вами поговорить по неотложному делу.

При упоминании ученого Герти лишь поморщился.

– Как-нибудь в другой раз. Сейчас у меня нет настроения с ним беседовать.

– Да, – согласилась миссис Мак-Класки, – он весьма резкий джентльмен. Впрочем, многие ученые таковы.

– Этот, с вашего позволения, ученый, едва не застрелил меня третьего дня. Исключительно из научных соображений, разумеется.

– О. – Миссис Мак-Класки возвела глаза к потолку. – Да, от него можно чего-нибудь такого ожидать. Но в этот раз он, судя по всему, настроен не менее серьезно. Утверждает, что срочно должен вас увидеть. Прямо сейчас.

– Я не стану оплачивать его время.

– Он берет все расходы на себя.

Герти вздохнул.

– Если это так уж необходимо…

– Надеюсь, мы с вами еще увидимся, Гилберт.

Он не успел попрощаться. Миссис Мак-Класки откинулась в кресле, как когда-то сам Питерсон, а когда вновь открыла глаза, в них появился нетерпеливый, совсем не старческий блеск.

– Наконец-то! – Питерсон щелкнул суставами пальцев. – Долго же вас ждать приходится…

Герти собирался было что-то съязвить, но не стал. Он чувствовал себя слабым до беспомощности, горячий чай совершенно разморил его.

– Искали меня? – осведомился он.

– Искал? Сбился с ног! – буркнул Брейтман, поднимаясь и отряхиваясь.

На собственные руки он взглянул с брезгливостью, видимо его представления о чистоте ногтей отличались от представлений Питерсона.

– Я должен кое-что вам сообщить. Нечто крайне важное.

– Тогда вам придется поторопиться, – заметил Герти, – потому что ровно через минуту я собираюсь покинуть этот дом.

– Куда направляетесь? – с подозрением осведомился Брейтман-Питерсон.

– В порт, где возьму билет на первый же корабль, который отчаливает из Нового Бангора, даже если он везет гуано на острова Фиджи.

Брейтман мотнул головой и сделал несколько глубоких вдохов. На Герти он смотрел как-то странно, не так, как при их первой встрече. И взгляд его Герти совершенно не понравился. Похожий взгляд был у Брейтмана в ту ночь, когда между ними оказался револьвер. Немигающий, пристальный взгляд, от которого сами собой обмякают ноги.