Канцелярская крыса. Том 2

– Это не шутка, – обронил Брейтман, озабоченно щупая пульс Герти. – И, честно говоря, я вам крайне сочувствую, но ничего не могу поделать. Лучше было сейчас рассказать вам правду, чем позволять и дальше гулять в потемках, рискуя на каждом шагу разбить лоб. Во всем Лондоне нет ни единого вашего следа. Ни малейшего. Я досконально проверил все, что мог. Человек по имени Гилберт Уинтерблоссом – миф. Он никогда не получал образования в том университете, который вы окончили. Его никогда не видел портной, чьи бирки находятся на вашем костюме. Он не платил налогов, не вступал в брак, не покупал в рассрочку, не был записан в библиотеках, не заказывал столиков в ресторанах, не обращался в прачечную, не вызывал водопроводчиков, не имел проблем с полицией, не писал объявлений в газету, не жертвовал на развитие богаделен и парусного спорта, не ездил железной дорогой… Неужели вы еще не понимаете?

– Он стер меня, – Герти казалось, что вместо слов он выжимает из себя соленую океанскую воду, невыносимо едкую, вперемешку с тиной, – эта дрянь стерла меня. Отовсюду, где я был. Как она стирает воспоминания других людей, да? Я прикоснулся к бесплотному чудовищу, победил его, но и сам стал бесплотен…

Во взгляде Брейтмана Герти померещилось сочувствие. Удивительно, прежде он не думал, что внимательный профессорский взгляд может выражать что-то подобное…

– Вы не поняли, – мягко сказал Брейтман, все еще удерживая Герти за руку. – Вас не стерли из Лондона. Вы никогда там не существовали. Вся ваша память о событиях, которые случались с вами до прибытия на остров, ненастоящая. Что-то вроде декораций.

– Ерунда. Я услышал зов и потому прибыл. Вы сами…

– Не было никакого зова. Не в вашем случае. Вы никогда не прибывали на остров.

– Но как…

– Вы всегда здесь были.

Только невероятная слабость помешала Герти вскочить на ноги. Брейтман мягко удержал его и перехватил руку.

– Спокойно… Все в порядке.

– Дайте мне револьвер, – процедил Герти, – и я разнесу вашу голову, как перезрелую тыкву! Вы с ним заодно, да? С островом? Это какой-то безумный заговор, еще одна попытка свести меня с ума. Вы этого хотите?

– Успокойтесь, пожалуйста. Поверьте, мне тоже было нелегко смириться с подобным положением вещей. Я считал, что привык к самым невероятным теориям и фактам, но вы… Простите. Даже не представляю, каково вам ощущать нечто подобное.

– Вы лжете! – Герти сделал еще одну попытку вырваться, не более успешную. – Я прибыл на остров! На «Мемфиде»! Я помню это! Это было три месяца назад! Я помню!

– «Мемфида» и в самом деле прибыла в порт три месяца назад. Только пассажира Гилберта Уинтерблоссома на ней не значилось. Все можно объяснить, хотя не уверен, что это объяснение вам понравится. Вы возникли именно в тот момент, когда корабль заходил в гавань. И это было первой минутой существования мистера Уинтерблоссома в реальном мире.

– А до того…

– До того вас просто не существовало. Вы материализовались именно тогда, когда впервые увидели Новый Бангор. Все остальное – я имею в виду ваши воспоминания о прежней жизни – не имеет связи с действительностью. Проще говоря, эти события никогда не происходили. Вы абориген, мистер Уинтерблоссом. Самый настоящий абориген Нового Бангора.

– Лейтенант на верней палубе… – Герти вспомнил офицера с непонятным нарукавным знаком, – первый человек, с которым я говорил здесь. Он спросил, как меня зовут…

– Неудивительно. Он видел вас впервые в жизни.

Герти вспомнил Новый Бангор таким, каким впервые его увидел с покачивающейся палубы «Мемфиды», устало заходящей в бухту, подобно тому, как неуклюжая морская корова заходит в стойло. Вспомнил дрожь палубы под ногами. Пронизывающий соленый запах океана. Себя самого – с новым саквояжем в руках, в костюме из светло-серой хлопковой саржи.

Улыбающегося непонятно чему, немного возбужденного Гилберта Натаниэля Уинтерблоссома, жадно глядящего в сторону приближающегося острова и готового впервые ступить на землю Полинезии. Человека, которого никогда не существовало. Который обрел плоть и разум лишь тогда, когда впервые вдохнул воздух острова.

– Будьте вы прокляты. – Должно быть, Герти на секунду все же лишился чувств, потому что обнаружил себя поддерживаемым Брейтманом и с холодной салфеткой на лбу. – Это все ложь. Вы мне врете! Меня зовут Гилберт! Натаниэль! Уинтерблоссом! Я прибыл из Лондона! Я деловод!

Он думал, что Брейтман будет с ним спорить. Что возразит. Или, еще лучше, закричит в ответ. Но ничего подобного не случилось. Брейтман лишь покачал головой:

– Мне очень жаль.

Некоторое время Герти просто молча сидел, глядя на свое отражение в остывшем чае. Отражение было знакомым вплоть до мелочей. Разве что волосы, когда-то элегантно причесанные, сейчас торчали во все стороны опаленной щеткой, а на лице повсеместно красовались ссадины и царапины. Непозволительный внешний вид для ответственного канцелярского работника. Это лицо он знал с детства.

Но у него никогда не было этого лица и этого детства.

Герти допил чай одним глотком, так резко, что Брейтман вздрогнул.