Канцелярская крыса. Том 2

– Ученый. Но не совсем историк.

– Кто же?

– Боюсь, в ваше время еще не существует подходящего понятия. Основы науки, которую я представляю, будут заложены, если не ошибаюсь, лишь спустя двести лет. Но, чтобы внести относительную ясность, можете считать меня физиком.

– На данный момент, мистер Жеральд Уххамед Усейн Брейтман, я считаю вас убийцей, – холодно обронил мистер Беллигейл, разглядывая собеседника. – Лицом, покушавшимся на жизнь сотрудника Канцелярии. И, чтобы я не уверился в этой мысли окончательно, вам стоит весьма откровенно отвечать на те вопросы, которые вам сейчас зададут.

Брейтман поморщился.

– Перестаньте, – посоветовал он, вновь усаживаясь в кресло. – Время моего темпорального сеанса ограничено, будет опрометчиво тратить его на нелепые игры. Мы оба знаем, что Канцелярия, при всем богатстве своих полномочий, бессильна вынудить меня к чему бы то ни было. У меня, видите ли, иммунитет особого рода, гораздо сильнее любой дипломатической неприкосновенности. Я в некотором роде экстерриториален.

Манера сидеть у него была неествественная. Брейтман сидел с прямой спиной, вытянувшись так, точно его настоящее тело не было привычно к мягким кожаным креслам – скорее, подумалось Герти, к жестким лабораторным табуретам.

– Очень многие люди недооценили ассортимент методов Канцелярии. – Мистер Беллигейл улыбнулся скупой улыбкой гробовщика. – Но очень немногие из них получили возможность раскаяться.

– С тем же успехом вы можете арестовать голос в телефонной трубке. – Брейтман пожал плечами. – Я всего лишь визитер, гость мистера Питерсона. Конечно, вы можете заточить его в своей крысиной норе и даже применить к нему свой хваленый арсенал методов дознания. Только вот до меня вам не добраться, мистер второй заместитель, и вы сами это прекрасно сознаете. Кстати, мне бы не хотелось, чтоб мистеру Питерсону был причинен какой-либо вред. Его нельзя назвать великим умом, но он по-своему славный малый и не раз мне помогал.

– В убийствах?

– Нет, – глаза Брейтмана потемнели, сразу став серьезнее, – не вздумайте обвинять его в том, чего он не совершал. Единственный раз, когда он взял в руки оружие, произошел по моей воле.

– Это было вчера, когда вы собирались убить полковника Уизерса?

Брейтман поразительно легко выдержал взгляд мистера Беллигейла.

– Да, – сказал он. – Когда я собирался убить полковника Уизерса.

Удивительно: он не стал ни увиливать, ни тянуть время, ни делать еще что-либо из того, что делают обычно обвиняемые преступники. Более того, лицо его осталось спокойным, не отразив и толики душевного волнения.

– Вы только что сознались в покушении на убийство должностного лица, – проскрипел мистер Беллигейл. – Вы осознаете, что это значит?

– В полной мере. И, прежде чем мы продолжим нашу беседу, которая по всем признакам будет интересной, вам, джентльмены, тоже стоит осознать две вещи. – Человек, бывший еще минуту назад Питерсоном, выставил вперед два тонких пальца. – Во-первых, я явился сюда лишь потому, что имел на то собственное желание. Этот разговор – демонстрация моей доброй воли, учитывайте это. Как минимум для того, чтоб не использовать на мне свои канцелярские фокусы.

Мистер Беллигейл кивнул.

– А во-вторых?

– Во-вторых, я буду говорить лишь с полковником Уизерсом. Наедине. Не сочтите это за неуважение к вашей должности, мистер Беллигейл, но это непременное условие нашей дальнейшей беседы.

– Исключено.

– В таком случае разговор не состоится, – холодно сказал Брейтман. – И я вынужден буду откланяться, как выражаются в вашем обществе. Будет ли это подходящей ценой за вашу щепетильность?

– Не далее как вчера вечером вы уже стреляли в полковника, – невозмутимо заметил мистер Беллигейл. – И только удачное стечение обстоятельств спасло его. Не думаете же вы, что я позволю вам исправить собственную ошибку?

– Мне не понадобится вторая попытка, довольно было и одной.

– Так легко отступаетесь от цели?

– Напоминаю вам, что я ученый, а не убийца. Револьвер не относится к списку моих излюбленных инструментов. Слишком примитивный механизм.

Брейтман-Питерсон остановил свой взгляд на Герти, который, все еще прижавшись спиной к стене, оставался безмолвным слушателем. И с удовольствием оставался бы таковым и далее.

– А что скажете вы, полковник?

– Я?

– Даю слово, что более не буду посягать на вашу жизнь. Взамен прошу лишь уделить мне немного вашего времени. К нашей обоюдной пользе. Дело в том, что нам с вами следует многое обсудить.

Герти сглотнул. Он слишком хорошо помнил эти глаза. И знал, что их обладатель, доведись ему еще раз спустить курок, сделает это без колебаний. Такие люди, как этот Брейтман, не колеблются. А во второй раз счастливая случайность уже не позволит ему растянуться на полу. Второй раз может стать для полковника Уизерса последним, как и для Гилберта Уинтерблоссома.