Канцелярская крыса. Том 2

– Все равно мне не найти ингредиентов. Знаете, полковник, никогда не страдал чревоугодием. Но оказавшись здесь… Фунтов десять мистера Питерсона, боюсь, на моей совести. Ничего не могу с собой поделать, иногда мне приходилось нарушать контракт.

– На нем это не сказалось, у вашего хозяина, судя по всему, прекрасный обмен веществ.

– Счастливый человек, – согласился Брейтман. – А может, и несчастнейший из всех ныне живущих. Вдумайтесь только, каково ему приходится. Он тратит свою жизнь на праздность, похоть и чревоугодие, совершенно не получая от этого удовольствия. Все жизненные блага проходят мимо него, а точнее сквозь него. Он ест деликатесы в лучших ресторанах острова, но не чувствует их вкуса. Он проводит ночи с самыми обольстительными дамами, но даже не помнит их лиц. Он предается всем мыслимым порокам, но получает лишь звенящую наутро голову, изжогу и несварение. Справедливо ли это?

Философствующий и уничтожающий бисквиты Брейтман не был похож на убийцу. Глаза его остались так же внимательны и холодны, как и в ту памятную ночь, но Герти отчего-то немного расслабился.

– А что насчет ванили? – спросил он. – С ванилью у вас дома тоже не все просто?

К его удивлению, Брейтман красноречиво скривился, как если бы в мясе ему попалась дробинка.

– Так вот что меня выдало, – пробормотал он. – Что ж, сам виноват. Не сдержался. Полагаете, так-то просто впервые в жизни убить человека? Я почти пересилил себя. Убедил себя в том, что оказываю миру величайшую услугу.

– Но при чем здесь ваниль? – спросил окончательно сбитый с толку Герти. – Какой-то ритуал? Этот запах что-то значит?

– Только то, что между мной и вами, полковник, лежит шесть сотен лет с небольшим. За это время человеческое тело подверглось… многим изменениям. И не всегда, увы, запланированным. Не бледнейте, все не так ужасно. Мы не превратились в каких-нибудь разумных кальмаров. Но наша физиология в отдельных мелочах показалась бы вам немного необычной. Что поделать, столетия генетических модификаций, направленных мутаций и природных катаклизмов не могли пройти даром.

Несмотря на набитый рот, голос Брейтмана оста-вался уверенным и звучным. Его напевные интонации обладали свойством успокаивать собеседника, настраивать его на собственную волну, увлекать за собой. Незаменимое качество для человека, которому часто приходится читать лекции, но едва ли полезное для уличного убийцы.

– В каком смысле необычной? – несмело спросил Герти, не будучи уверенным в том, что хочет услышать ответ.

– Определенные вещества, заключенные в стручках семейства Orchidaceae, обладают способностью стимулировать нашу нервную систему. Схожее воздействие на вас самих оказывают опиаты. Впрочем, с вашего позволения, я не стану читать лекцию на тему биохимии. У нас мало времени, к тому же это не совсем моя область.

– Ваниль воздействует на вас как наркотик?

Брейтман поморщился.

– Допустим, что так. Только не вздумайте читать мне мораль! Ваш век, знаете ли, тоже вызывает у наших историков многочисленные вопросы. Некоторые даже считают его колыбелью всех современных пороков…

– Но ваниль…

– Все растения семейства Orchidaceae вымерли приблизительно в двадцать втором веке, – нетерпеливо пояснил Брейтман, мусоля в пальцах бисквитную корку, которой подбирал подливку. – Генетического материала не сохранилось. В ваше же время ваниль распространена повсеместно, правда, преимущественно в качестве пряности. Ничего удивительного, что темпоральные туристы зачастую не способны отказаться от соблазна. Для многих из них это единственный способ отведать запретный плод.

– Так вот отчего тело мистера Питерсона расписано на много лет вперед! – воскликнул Герти, не удержавшись и вызвав тем самым болезненную гримасу на лице собеседника.

– Нет, черт возьми, – саркастично буркнул Брейтман, откладывая кость. – Просто тысячи людей загорелись желанием изучать викторианскую архитектуру и прочесть «Север и Юг»[48] в подлиннике!

– Теперь я понимаю, отчего вы промахнулись, – протянул Герти. – Слишком много ванили, а?

Брейтман досадливо махнул рукой.

– Ерунда. Спорить не стану, я немного закинулся ванилью перед тем, как отправиться за вами. Но я принял лишь пять гран[49], достаточная доза, чтобы взбодриться и убрать неприятную дрожь в руках. Я хотел поразить вас первым же выстрелом. В сердце. Наверняка. Тогда я еще не понимал…

Герти подавил внутреннюю дрожь. Человек, задумчиво кусающий бисквит и сидящий напротив, лишь по счастливой случайности не пробил ему вчера грудь. Если бы не та благословенная помойная лужа на тротуаре, лежать бы ему сейчас на холодных металлических носилках под светом яркой лампы…

– Отчего вам вздумалось меня убить? – резко спросил Герти, хлопнув ладонью по столу так, что жалобно звякнул заварочный чайник. – Я не оставил наследства вашему прапрадеду? Или мой потомок станет новым Бонапартом? Или это своего рода развлечение в вашем времени: отправляться в прошлое, чтоб застрелить ничего не подозревающего человека? Темпоральное сафари?

Брейтман перестал есть.