– Полагаю, что так. Сможете вернуться в канцелярию мистера Пиддлза, в которой по вам уже начали скучать, и остаток жизни развлекать приятелей и дам рассказами про порабощенные Дьяволом счислительные машины и людей с рыбьими головами. Думаю, вам все равно никто не поверит, но, по крайней мере, сможете себе скрасить не один вечер…
– А иначе что? – горько усмехнулся Герти. – Проведу остаток жизни, заточенный на острове, подобно Наполеону?
– На вашем месте, мистер Уинтерблоссом, я бы счел подобную возможность подарком судьбы. Есть варианты куда хуже.
– Какие же? – без особого интереса спросил Герти.
– Гиена может найти вас первым. Не забывайте, он тоже идет по следу. Вашему следу. И, судя по тому, что мы о нем знаем, ему решительно все равно, из кого сделать очередную художественную инсталляцию – из обычного человека или служащего Канцелярии.
– Благодарю покорно! – Герти почувствовал, как скрипят его собственные зубы. – Но разве не вы натравили на меня это чудовище?
Брейтман изумился.
– Я?
– Визитные карточки! Они были в моем бумажнике, в этом самом. Вы похитили мои документы, а после передали карточки Гиене, разве не так? Так что лучше выкладывайте, мистер ученый несуществующей науки, что
Брейтман выставил руки ладонями вперед. Жест, долженствующий изображать миролюбие и покорность. Но отчего-то плохо вязавшийся с выражением его лица.
– Ровным счетом ничего, уверяю.
– Значит, еще одна случайность?
– Скорее, зловещая закономерность… Признаю, за похищением вашего бумажника стоял я. Конечно, это был поступок, недостойный джентльмена, но, надеюсь, вы меня понимаете. Весь остров начало лихорадить, поле набирало интенсивность с каждой минутой, до сантиментов ли… Мы определили, что его возмущение напрямую связано с вами, вы были единственным человеком, прибывшим в Новый Бангор этим днем. Новая переменная, внезапно забравшаяся в уравнение. Однако об этой переменной мы не знали ровным счетом ничего. Ни имени, ни рода занятий, ни цели прибытия. Требовалось срочно прояснить это, чтобы понять, с чем мы имеем дело. Или, точнее, с кем. Для этого мне пришлось действовать решительно и дерзко.
– Похитить мои документы, чтоб узнать, кто я такой и откуда взялся? Вам не приходило в голову, что можно было попросту спросить?
– Документы надежнее, – Брейтман неприятно улыбнулся, – я действовал наверняка.
– Но тот человек, который вырвал у меня бумажник…
– Наемный специалист. Не мог же я собственноручно стащить у вас бумажник! Убийца из меня неважный, признаю, но карманник, надо думать, еще хуже. К тому же в мои планы не входило вступать с вами в контакт. Вы были неучтенным фактором, объектом исследования. Нельзя было допускать, чтобы вы запомнили меня, пусть даже и в личине нашего дорогого мистера Питерсона. На тот момент я еще самоуверенно предпочитал работать чужими руками.
– Что было дальше?
– А что могло быть?.. Я столковался с исполнителем и указал издалека на вас. После этого оставалось только ждать. Исполнитель, надо сказать, сработал мастерски. Вытащил у вас из-за пазухи бумажник так, что вы и не заметили.
Герти не счел возможным разделить его восхищение.
– Да, – сказал он холодно, – прекрасная работа. Кто это человек?
– Его настоящего имени я не знаю, лишь кличку, под которой он работает. Изгарь. Обычная кличка для угольщика.
– Он угольщик? – почему-то удивился Герти.
– Именно. Мне нужен был не первый попавшийся воришка, а специалист особого рода. Исполнительный, не болтливый и готовый на все. И еще такой, который будет молчать до смерти, даже если за него возьмутся канцелярские крысы. Таких в наше время можно найти только среди угольщиков.
Герти в который раз вспомнил золу, сыплющуюся из распахнутого рта бродяги. Точно тот целый день грыз уголь. Так значит, воришка работал угольщиком?.. Это многое объясняло.
Когда-то прежде, до наступления бурной и стремительной гальванической эры, профессия угольщика повсеместно считалась прибыльной и даже вполне уважаемой. Целыми днями жгущие уголь, вечно закопченные и распространяющие вокруг себя запах лесного пожара, угольщики со скрипучими тачками с рассветом обходили дома, предлагая служанкам и домохозяйкам свой товар. Но новые времена оказались безжалостны к пережиткам прошлой эпохи, кормящейся чадящим углем.
Газ и гальваника безжалостно вытесняли уголь, урезая с каждым днем тающие заработки угольщиков. Новой эпохе не требовался уголь. Новая эпоха, с газовыми каминами и гальваническими лампами, не любила копоть и смрад, как и марающую все вокруг угольную пыль. Угольщики все чаще оставались без работы. Даже в Лондоне, где многие по традиции жгли уголь в каминах, угольщики неуклонно превращались в касту грязных полуотверженных оборванцев, которые на рассвете злыми хриплыми голосами тревожили сон спящих. Неудивительно, что в их среде расцветали все возможные пороки, а полисмены со временем стали провожать подозрительным взглядом всякого чумазого субъекта с тачкой.