Близкая по материалу леоновскому «Вору» повесть В. Андреева «Волки» (1924) и раскрывает, как в стихии городского дна, где волчьи законы жестокости, обмана уродливо сочетаются с мечтой о новой красивой жизни, у наиболее сильных людей возникает тяга к участию в переустройстве жизни. Благородное слово «товарищ», обращенное к деклассированной личности, может на время заставить ее распрямиться в романтическом порыве. Однако обыденная сторона революции, ее будни оттолкнут главного героя повести Ваньку-Глазастого от революции, сделают жертвой самосуда.
Живые характеры В. Андреева, неординарные судьбы, как свидетельствуют современники, обновили нашу прозу, углубили многие линии освоения жизненного материала. Современник конца 80-х, несомненно, обратит внимание на драматизм освещения революционной действительности в повести «Расколдованный круг» (1924). Простое, естественное, целостное кредо жизни главного героя Андрея Тропина, умещающееся в прямые формулы «да» и «нет» без всяких оттенков, проверяется в огне гражданской войны. Этот сероглазый, сильный и справедливый русский богатырь как бы должен исполнить высокое призвание: расколдовать свою родину, сотни лет сжатую «кандальным кольцом, безысходностью заколдованного круга». Как видим, в достаточно прозрачные аллегорические формы облечена проблема призвания, испытания личности, поставленной между добром и злом. Этот мотив волнует многих писателей в 20-е годы.
Писательской интуицией ощутил В. Андреев и запечатлел еще в середине 20-х годов трагическое раздвоение личности, разрушающейся под давлением жестокости, зла, творимого ею даже во имя высокого дела. Андреевский военкомбриг Тропин во время боев с белыми за деревню Кедровка, когда всё гибнут и гибнут вокруг него люди, вдруг испытывает утрату понимания смысла всего происходящего. Глобальным, мучительным вопросом возникает перед ним слово «зачем?». «Чудилось: ноги его, ноги богатыря, отрывались от земли… Или — богатырь перестал верить в землю?» Эти душевные колебания далее подавляются бескомпромиссной жестокостью, когда героя не останавливают рыданья невесты, брата которой, контрразведчика, он собственноручно расстреливает как врага революции.
В качестве антипода Тропина в повесть введен другой герой — Евгений Голубовский, человек «с кремневым сердцем», несущий идею неизбежности революционного насилия. Однако вопреки замыслу этот характер отторгается самой образной системой произведения. Автор как бы вступает в спор с самим собой, когда рисует конкретные ситуации с участием Голубовского, которые разрушают в глазах читателя нравственную привлекательность этого героя: в детстве — склонность к издевательству над слабыми; в годы гражданской войны — жестокий акт расправы над человеком во имя слепого исполнения приказа. Это, естественно, лишает убеждающей силы жизненное кредо, носителем которого выступает герой; и даже страшная смерть, которую принимает комполка Голубовский, не меняет отношения к этому человеку.
Трагический театр, в котором каменеют или разрываются людские сердца, разыгрывается на страницах повестей и рассказов В. Андреева, погружающих читателя в саму стихию жизни тех трудных лет.
В ряде произведений В. Андреев обращается к теме вины и покаяния. Историческая вина перед народом — за его беды и страдания — в основном пронизывает произведения, обращенные к дореволюционному прошлому (казни народовольцев, жертвы Кровавого воскресенья, разгон демонстраций, ссылки и тюрьмы). Тема покаяния вошла в произведения В. Андреева, посвященные современности. Так, в основе рассказа «Праздник» (1924) история одного предательства. Михаил Троянов, в молодости став революционером, не выдержал пыток в царской охранке (его пытали методом «конвейера», сутками не позволяя спать, передавая на следствии из рук в руки). Троянов предал своих товарищей. В годы гражданской войны очередной жертвой стал друг, которого он выдал белым.
Потребность публичного покаяния настигает провокатора среди первомайских колонн демонстрантов. Охватившее его ощущение, что мир раскололся, а люди делятся на «праздничных и непраздничных», «живых и мертвых», привело Троянова к самоосуждению, полному признанию своей вины. Рассказ «Праздник» — одно из свидетельств того, что наша литература очень рано начала осваивать проблему «чистых рук» на древке революционных знамен.