Канун

А когда они кончили этотъ короткій разговоръ, Левъ Александровичъ замѣтилъ, что всѣ вдругъ замолкли. Онъ поднялъ голову и увидѣлъ Зигзагова, стоявшаго на своемъ мѣстѣ въ позѣ оратора.

— Господа, — сказалъ Зигзаговъ. — У насъ на столѣ нѣтъ торжественнаго вина, нѣтъ даже никакого вина, а только пиво и чай, но это все равно. Когда въ обществѣ есть человѣкъ, за котораго хочется пить, то можно пить и простую воду. Господа, среди насъ Левъ Александровичъ. Если бы я умѣлъ гадать на картахъ или на кофейной гущѣ, то, вѣроятно, карты и гуща сказали-бы мнѣ, что онъ среди насъ послѣдній разъ, онъ уходитъ въ тѣ мѣста, откуда, какъ говорилъ Гамлетъ — сынъ, никто никогда еще къ намъ не возвращался. Но замѣтьте это, господа, послѣдній разъ онъ здѣсь съ нами лишь въ томъ случаѣ, если онъ побѣдить. Если же онъ потерпитъ пораженіе, тогда будетъ онъ опять съ нами! Мы всѣ такъ сказать, хронически терпящіе пораженіе. Мы, если разсматривать насъ, какъ малую крупицу Россіи, неразрывно соединенную съ нею, — мы подобны борцу, которому сильнѣйшій врагъ вонзилъ ножъ въ спину и лежитъ онъ, ослабленный отъ раны и потери крови, и только иногда сладостно бредитъ и ждетъ цѣлителя, который придетъ, вынетъ ножъ изъ его тѣла и залѣчитъ рану… Я хотѣлъ-бы, чтобы такимъ цѣлителемъ былъ именно Левъ Александровичъ, и за это пью — мысленно пью шампанское, а реально чай.

Тогда поднялся и Левъ Александровичъ и сказалъ:- Благодарю моего друга Максима Павловича за его надежду, на меня возлагаемую. Но ничего не скажу ни въ подтвержденіе, и ни въ опроверженіе. Не хочу хвалиться, идучи въ бой. Лучше похвалюсь, вернувшись съ боя. Тогда это будетъ виднѣе.

Это имѣло успѣхъ. Все вышло мило, и Левъ Александровичъ, вкусивъ колбасы и чаю, поднялся и началъ прощаться.

— Я съ вами! — сказалъ Корещенскій и тоже поднялся.

Это вызвало общій протестъ. Но Корещенскій былъ твердъ. Онъ сослался на статистику, которая, въ самомъ дѣлѣ, заставляла его завтра вставать въ шесть часовъ утра и ѣхать въ одинъ изъ уѣздовъ. Ихъ отпустили и они ушли вмѣстѣ.

Экипажъ Льва Александровича стоялъ у подъѣзда. Они сѣли и поѣхали къ нему. Было уже около часу ночи, когда они поднялись по лѣстницѣ въ квартиру. Ихъ встрѣтила Елизавета Александровна съ сонными глазами.

Обыкновенно въ это время она уже спала, но теперь отсутствіе Льва Александровича ее тревожило. Настроенная торжественно, она теперь ко всему относилась какъ-то исключительно, и, когда она увидѣла, что съ ея братомъ въ часъ ночи пріѣхалъ Корещенскій, этотъ волосатый человѣкъ съ грубоватыми манерами, человѣкъ, который, какъ и Зигзаговъ, принадлежалъ къ кругу, не пользовавшемуся ея довѣріемъ, глаза ея расширились и выраженіе сонливости покинуло ихъ.

— Элизъ, распорядись, чтобы намъ дали чаю или… вы, кажется, пьете черный кофе? — обратился онъ къ Корещенскому, — ну, такъ мнѣ чаю, а Алексѣю Алексѣевичу кофе. И пусть все это держатъ горячимъ, мы сегодня засидимся.

Это послѣднее сообщеніе повергло Елизавету Александровну въ глубокое уныніе. У Льва какія-то удивительныя дѣла и сношенія съ этими людьми. Этого она въ своемъ братѣ не понимала.

Ей казалось, что въ ту минуту, когда онъ пріобщился высшихъ сферъ, онъ долженъ былъ отрясти прахъ отъ своихъ прежнихъ знакомствъ и связей. А онъ возится съ Зигзаговымъ, съ Корещенскимъ и, Богъ знаетъ еще, что тамъ выйдетъ съ Мигурской…

Ахъ, она была страшно озабочена. Но пришлось исполнитъ желаніе брата и этимъ ограничиться.

Левъ Александровичъ и Корещенскій ушли въ кабинетъ и черезъ четверть часа туда имъ были посланы чай и кофе.

Много часовъ длилась бесѣда и, если бы въ это время ихъ могъ видѣть, хотя бы даже и не слышать ни одного слова, посторонній наблюдатель, онъ былъ бы свидѣтелемъ того рѣдкаго явленія, что Левъ Александровичъ Балтовъ проявилъ увлеченіе и горячность.

Онъ началъ, спокойно сидя въ креслѣ, въ то время, какъ Корещенскій помѣстился на широкомъ мягкомъ диванѣ, забравшись въ самую глубину его и поджавъ подъ себя одну ногу.

Корещенскій слушалъ и какъ будто не понималъ. Лицо его выражало сперва недоумѣніе, потомъ изумленіе, а затѣмъ, наконецъ, его волосатая голова рѣшительно и энергично закачала въ отрицательномъ направленіи и слышались слова:

— Нѣтъ, нѣтъ, невозможно, немыслимо…

Тогда выдержка и спокойствіе въ лицѣ и въ словахъ Льва Александровича какъ будто исчезли. Голосъ его дрогнулъ, руки стали чаще подыматься и, описывая въ воздухѣ различныя линіи, старались помочь словамъ въ убѣдительности.

Но, можетъ быть, видя, что собесѣдникъ не поддается, Левъ Александровичъ возвысилъ голосъ и глаза его зажглись какимъ-то новымъ, несвойственнымъ ему огнемъ.

А собесѣдникъ не только не поддавался убѣжденіямъ но, напротивъ, казалось, что его несогласіе съ каждымъ получасомъ все больше и больше созрѣвало и выростало.

Вотъ уже онъ нетерпѣливо сидитъ на своемъ мѣстѣ, уже его поджатая нога вытянулась, и весь онъ отодвинулся отъ спинки дивана и больше не опирается на нее, а вотъ онъ вдругъ вскочилъ и забѣгалъ по комнатѣ.