Канун

Самъ Максимъ Павловичъ совершенно устранялся отъ хозяйскихъ обязанностей. Онъ не былъ хозяиномъ на время, когда длился концертъ. Онъ обязательно былъ въ числѣ публики, но съ такимъ видомъ, какъ будто онъ былъ одинъ имъ публики. Хозяйничала молодежь. Она распоряжалась, слѣдила за порядкомъ. Она же собирала деньги за билеты и отдавала ихъ цѣликомъ для цѣлей пропаганды передовыхъ идей.

Зигзаговъ, конечно, могъ принимать во всемъ этомъ болѣе дѣятельное участіе, но онъ слишкомъ хорошо зналъ, какой это могъ бы быть хорошій матеріалъ для клеветы и по этому устроилъ такъ, чтобы не имѣть никакого касательства къ денежной сторонѣ дѣла.

Но всегда эти вечера, сколько бы ихъ ни было, привлекали многочисленную публику. Маленькій залъ бывалъ биткомъ набитъ и въ немъ не хватало мѣста. Публика толпилась въ примыкавшихъ къ нему комнатахъ.

А когда кончался концертъ и большая часть публики, пришедшая дѣйствительно послушать музыку и пѣніе, а вмѣстѣ съ тѣмъ поддержать то, что считала хорошимъ, расходилась, а оставались люди болѣе близкіе къ самому дому, роли мѣнялись. Максимъ Павловичъ возвращалъ себѣ права хозяина. Въ столовой на столѣ появлялась обычная въ этомъ домѣ закуска, колбаса, ветчина, сыръ. Приносили огромный самоваръ. Какая-нибудь изъ дамъ брала на себя обязанности хозяйки и начинался маленькій пиръ, очень скромный по предлагаемымъ благамъ, но богатый искренностью и горячностью. Тутъ уже шли откровенные разговоры на острыя темы, и тутъ засиживались далеко за полночь.

Въ зимнія ночи нерѣдко веселье превозмогало и молодежь начинала танцовать. А когда наступала весна, концерты часто кончались импровизированной прогулкой за городъ, къ морю, и всѣ возвращались по домамъ при свѣтѣ рано восходившаго солнца.

Левъ Александровичъ не былъ постояннымъ посѣтителемъ этихъ вечеровъ, но все же въ прежніе годы онъ былъ на нихъ раза два. Онъ, конечно, зналъ ихъ характеръ и цѣль и очень хорошо понималъ, что посѣщеніе ихъ сопряжено съ нѣкоторымъ рискомъ, но съ одной стороны дружба къ Зигзагову заставляла его доказывать свое сочувствіе, съ другой же стороны онъ въ душѣ питалъ прогрессивные взгляды и какъ бы считалъ своимъ долгомъ подтвердить ихъ.

За то Наталья Валентиновна посѣщала вечера эти очень часто. Она отлично играла на роялѣ и охотно исполняла всѣ тѣ обязанности, отъ которыхъ отказались патентованныя артистки — аккомпанировала пѣвцамъ, импровизировала для мелодекламаторовъ, а если кто нибудь изъ обѣщанныхъ исполнителей заболѣвалъ, или просто обманывалъ, она готова была играть за всѣхъ.

Максимъ Павловичъ, выйдя отъ Льва Александровича и убѣдившись, что еще только половина седьмого и что, значитъ, времени у него достаточно, хотѣлъ было найти къ Мигурской. Но ему помѣшала его собственная впечатлительность. Онъ зналъ, что между нею и Львомъ Александровичемъ существуютъ отношенія болѣе близкія, чѣмъ дружескія, и не сомнѣвался въ томъ, что она участвовала въ рѣшеніи Льва Александровича принять предложеніе Ножанскаго. И ему казалось, что, если онъ къ ней зайдетъ теперь, то у нихъ непремѣнно произойдетъ разговоръ, который оставитъ въ обѣихъ сторонахъ непріятное впечатлѣніе.

Къ Льву Александровичу онъ питалъ доброе довѣрчивое чувство. Но это чувство было основано скорѣе на уваженіи къ его недюжиннымъ способностямъ и удивительной энергіи, и оно было холодное. Самъ Левъ Александровичъ не располагалъ къ сердечнымъ изліяніямъ и самъ былъ нерасположенъ къ нимъ.

Но къ Натальѣ Валентиновнѣ Зигзаговъ относился гораздо теплѣе. Въ трудныя минуты жизни передъ нею ему случалось изливать свои глубоко затаенныя жалобы, и всякая размолвка съ нею была-бы ему тяжела. Поэтому онъ удержался и не поѣхалъ къ ней.

Конечно, она сегодня не будетъ на вечеринкѣ; онъ былъ совершенно увѣренъ въ этомъ. И его удивило то обстоятельство, что, пріѣхавъ домой, онъ не нашелъ никакой записки отъ нея. Обыкновенно, когда она не могла пріѣхать, она извѣщала его.

И вотъ, когда уже публика собралась и у рояля появился какой-то музыкантъ и началось исполненіе, въ квартиру Зигзагова явилась Наталья Валентиновна. Она отыскала Максима Павловича, сидѣвшаго въ публикѣ и сѣла рядомъ съ нимъ.

— Голубушка, вы пріѣхали! тихонько сказалъ Максимъ Павловичъ:- а я думалъ, вы сегодня не будете. Ну, давайте же, пожертвуемъ музыкой и проберемся въ гостинную, — мнѣ хочется поболтать съ вами.

Они дождались конца номера и во время апплодисментовъ вышли изъ зала. Въ гостинной было пусто. Они сѣли рядомъ на диванчикѣ.

— Милая Наталъя Валентиновна, я долженъ признаться: сегодня проѣзжалъ мимо вашей квартиры и не заѣхалъ, и при томъ сознательно и обдуманно не заѣхалъ, — сказалъ Максимъ Павловичъ.

— Что же это значитъ? спросила Мигурская.

— Былъ разстроенъ. Передъ этимъ посѣтилъ Льва Александровича и высказалъ ему горькія слова по поводу его согласія на предложеніе Ножанскаго.

— Горькія? Почему же горькія?

— Потому что сладкихъ у меня нѣтъ… Но, послушайте, вы близкій ему человѣкъ и я не хочу огорчать васъ.

— Нѣтъ, пожалуйста, огорчите, Максимъ Павловичъ, я намѣрена споритъ съ вами.