Капеллан дьявола

Я полагаю, что к 2050 году мы уже научимся читать на этом языке. Мы будем вводить геном неизвестного животного в компьютер, и он будет восстанавливать не только его внешний вид, но и подробности о тех мирах, где жили его предки (породившие его в результате естественного отбора), в том числе об их жертвах или врагах, паразитах или хозяевах, местах гнездовий и даже страхах и надеждах.

А как насчет непосредственного восстановления предков, в стиле «Парка юрского периода»? К сожалению, в янтаре ДНК едва ли может сохраниться неповрежденной и никакие «сыновья» или даже «внуки» закона Мура не позволят вернуть ее к жизни. Но, должно быть, даже раньше, чем к 2050 году, в нашем распоряжении уже окажутся некоторые способы, о многих из которых нам пока сложно даже мечтать, позволяющие использовать обильные банки данных сохранившейся ДНК. Проект «Геном шимпанзе» уже осуществляется и, благодаря «сыну» закона Мура, будет завершен за малую толику того времени, которое заняла работа над геномом человека.

В замечании, брошенном на ходу в конце его собственного гадания о грядущем тысячелетии, Сидней Бреннер высказал следующее поразительное предположение[137]. Когда геном шимпанзе будет полностью известен, у нас должна появиться возможность посредством сложного и биологически осмысленного сравнения с человеческим геномом (который отличается лишь крошечным процентом ДНК-букв) восстановить геном нашего общего предка. Это так называемое «недостающее звено» жило в Африке от пяти до восьми миллионов лет назад. Если признать возможность такого скачка вперед, возникает искушение применить эту логику ко всему на свете, а я не из тех, кто готов побороть такое искушение. Когда будет завершен проект «Геном недостающего звена», следующим шагом может стать подробное сравнение этого генома с человеческим, нуклеотид за нуклеотидом. Выделив разницу между ними (руководствуясь такими же соображениями об эмбриологическом смысле, как и раньше), мы должны получить в некотором приближении обобщенный геном австралопитеков — рода, культовым представителем которого стала Люси. К тому времени, как будет завершен проект «Геном Люси», эмбриология должна уже будет дойти до этапа, когда она позволит ввести этот восстановленный геном в человеческую яйцеклетку и имплантировать ее в организм женщины, чтобы в наше время на свет появилась новая Люси. Это несомненно послужит поводом для тревог этического характера.

Хотя меня и заботит счастье этого восстановленного индивида-австралопитека (это, по крайней мере, осмысленная этическая проблема, в отличие от глупых тревог по поводу «игры в Бога»), мне видится также позитивная этическая польза, равно как и научная, которую может принести этот эксперимент. В настоящее время нам сходит с рук наш вопиющий видовой шовинизм, потому что все промежуточные эволюционные звенья между нами и шимпанзе вымерли. В очерке, написанном для проекта «Гоминиды», я указал на то, что случайности обстоятельства их вымирания должно быть достаточно, чтобы разрушить абсолютистскую оценку человеческой жизни превыше любой другой[138]. Например, лозунг «в защиту жизни» (pro-life) в полемике об абортах или об исследованиях стволовых клеток всегда означает «в защиту человеческой жизни», без каких-либо осмысленно изложенных оснований. Существование среди нас живой, дышащей Люси изменило бы, причем навсегда, наше самодовольное, антропоцентрическое представление о морали и политике. Следует ли считать Люси человеком? Нелепость этого вопроса должна быть очевидна, как и нелепость тех южноафриканских судов, которые пытались решить, следует ли того или иного индивидуума «считать белым». Восстановление Люси было бы этически оправдано тем, что оно наглядно продемонстрировало бы эту нелепость.

Пока специалисты по этике, моралисты и богословы (боюсь, что в 2050 году еще останутся богословы) будут из кожи вон лезть по поводу проекта «Люси», биологи смогут, сравнительно безнаказанно, навострить зубы на нечто еще более амбициозное — проект «Динозавр». И сделают они это, быть может, в том числе за счет того, что помогут птицам навострить зубы, чего они не делали уже шестьдесят миллионов лет.