Капеллан

– Так я не за этим шла! – фыркнула Анна. – По-твоему, я кто? Ты мне давно нравишься, Кап! Раньше я считала тебя заносчивым. Прежний батюшка был добрым, а ты требовал, чтоб мы исповедались и смотрел сурово. В роте о тебе говорили плохо. А потом я увидела, как ты спасаешь парней… Весь в крови, ты не прекращал их лечить, пока не упал без сознания. После этого я поняла, что если есть человек, которого стоит полюбить, так это ты. Только я не рассчитывала на взаимность. Кто ты и кто я? Красавец-офицер и какая-то девчонка. К тому же уродливая… Я ошиблась. Ты заметил меня и предложил убрать шрам. В результате сделал красавицей. Мне завидуют женщины части. Парни объясняются в любви и зовут замуж. Обещают носить на руках и мыть ноги, – Анна фыркнула во второй раз. – Только мне это не нужно. Есть человек, которого я люблю. Он сделал меня счастливой, и я готова ради него на все. Женись на мне!

– Это невозможно, – сказал я.

– Неправда! – укорила она. – Я узнавала. Твой целибат можно снять.

– Если ты подготовилась к разговору, – сказал я, – то, наверное, знаешь, какие требования предъявляют к жене священника?

Она с подозрением глянула на меня и нажала кнопку коммуникатора. Вспыхнул виртуальный экран, и она забегала по нему пальцами. Затем впилась взглядом в открывшийся текст.

– Пункт три, – подсказал я.

– Девственность? – изумилась она. – Невеста должна быть невинна? Ты это серьезно?

– Более чем.

– Но это же ерунда, Кап! – возмутилась она. – На дворе двадцать второй век! Как можно такое требовать? Ты сам знаешь, что я не из таких – исповедаться тебе. Ну было у меня разок в школе. Девочки решили попробовать, я – с ними. Чего взять с дуры? Мне, кстати, не понравилось – больно и противно. И вот из-за этого я и не подхожу?

Я не ответил.

– Тебе это важно? – насупилась она.

– Мне нет, – сказал я. – А вот им, – я указал пальцем наверх, – да!

– Но это же дикость! Каменный век!

Я промолчал. В академии мы говорили об этом с капелланом курса. Зачем сохранять многочисленные и явно устаревшие ограничения? «Стоит только раз отступить, – ответил он, – и все покатится. Вон, протестанты однажды решили поправить веру. Что в итоге? Сколько сегодня течений в протестантизме, скажете? У них на каждом хуторе своя церковь. И какая? Педерасты-священники венчают педерастов-новобрачных. Где там Бог, какая благодать?!»

– Мы не признаемся! – предложила Анна.

– Целибат снимает владыка. Он первым делом затребует твое досье. А там – данные медосмотра.

– А если не подчинимся?

– Меня извергнут из сана и уволят из армии. Отправят на Землю, а ты останешься – у тебя контракт.

– Я разорву его! – сказала Анна. – Совершу дисциплинарный проступок, и меня выгонят. Плевать! Улетим вместе.

– Я шесть лет учился в академии, – сказал я. – Мое священство мне дорого далось. Поэтому все останется, как есть.

– Кап! – заплакала она. – Как ты можешь так говорить?! Ведь я люблю тебя!

Я сидел, не зная, как ее утешить. Анна достала платок, утерла слезы, после чего ушла. А я достал бутылку вина и осушил ее – один.

После я не раз пытался ответить на вопрос: с чего я на нее запал? Обычная девочка, не слишком образованная, хотя и неглупая, Аня мало походила на знакомых мне женщин. В ней не было хитрости, желания доминировать, стремления настоять на своем. Искренняя и непосредственная, как ребенок, она вызывала симпатию, а не любовь. Все переменилось после операции. Новая внешность пробудила в ней уверенность в себе. Она осознала себя женщиной, достойной любви. И эта новая Аня нравилась мне куда больше прежней.

В следующее воскресенье Анна не пришла на службу. Затем – снова. Меня вызвал командир роты.

– Что у тебя с Быковой? – спросил хмуро.

– Ничего, – сказал я. – Даже не целовались, если вы о том.

– Мне донесли, что она плачет. В церковь перестала ходить. Раньше первой бежала. Мне это не нравится.

– Мне тоже, – сказал я. – Но помочь не могу.

– И почему она выбрала тебя? – вздохнул майор. – Парни возле нее вьются, замуж зовут, а она втрескалась в индюка. Или я не прав?

Я промолчал.

– Ладно! – сказал майор. – Иди! Перемелется – мука будет.