Капитализм в Америке: История

Джефферсон с самого начала был в выигрышной позиции по сравнению с Гамильтоном: фактически он имел изрядную фору. Относительным национальным преимуществом Америки в 1789 г. было ее сельское хозяйство: в США имелось больше пустующей земли, чем в любой другой стране, а большинство иммигрантов – от младших сыновей британских аристократов до крестьян из Померании – являлись прирожденными сельскими хозяевами. Промышленность страны, напротив, сводилась к надомному ремесленничеству. Однако на стороне Гамильтона имелись более сильные аргументы. И история, как выяснилось, была на его стороне. Будучи министром финансов в администрации Джорджа Вашингтона, он заложил основы гамильтоновской республики. Он сформулировал удачную мысль о «подразумеваемых полномочиях» – иными словами, если закон или акт, принятый федеральным правительством, признается соответствующим Конституции, то тогда все действия, необходимые для исполнения этого закона, также являются конституционными. Федеральное правительство имело право строить маяки, даже если Конституция не давало ему на это специального разрешения, поскольку защита границ страны сама по себе являлась конституционным императивом.

Гамильтон, что было еще важнее, проводил удачную кредитно-финансовую политику. Прежде всего под его руководством федеральное правительство взяло на себя все обязательства по национальному долгу: сначала его консолидировали, а затем его удалось оплатить за счет поступлений от налогов на импортные товары, благодаря «тарифу Гамильтона» (Акту о тарифах) от 1789 г.^{71}. Кроме того, он основал первый Центральный банк Соединенных Штатов в 1791 г. (в тогдашней столице страны Филадельфии), лицензия которого действовала до 1811 г. Капитализация резервов банка обеспечила возможность получения дополнительного национального кредита, что похоже на современный денежный мультипликатор.

С началом формирования в Америке промышленной экономики на переломе веков Джефферсон перестал быть таким уж бескомпромиссным аграрием. Он начал опасаться, что отстанет от времени: Америка постепенно превращалась в страну, очень похожую на гамильтоновскую республику бизнесменов. В своей блестящей инаугурационной речи в марте 1801 г. он сделал широкий шаг навстречу своему оппоненту^{72}. «Не всегда разница во мнениях означает разницу в принципах, – сказал он в той части своей речи, которую стоит перечитать сегодня. – Мы оба – республиканцы. Мы оба – федералисты». Гамильтон приветствовал это обращение «как фактический искренний и прямой отказ от прежних заблуждений и поручительство перед обществом» в том, что новый президент «пойдет по стопам своих предшественников». Председатель Верховного суда федералист Джон Маршалл заключил, что реплики Джефферсона были «продуманными и умиротворяющими». Сенатор-федералист Джеймс Байярд отметил, что эта речь «в своем политическом наполнении была лучше, чем мы ожидали; и совершенно не отвечала ожиданиям фанатиков с другой стороны». Для медика и просветителя Бенджамина Раша, горячего поклонника Джефферсона, эта речь была поводом вознести благодарственную молитву: «Старые друзья, которых много лет разделяла партийная принадлежность[60] и мнимая разность в понимании принципов политики, пожали друг другу руки сразу после того, как прозвучала эта речь, и обнаружили – впервые, – что они имели различные мнения относительно наилучшего пути представления интересов их общей страны»^{73}.