Капитан

— Час назад, сударь, — ответил Коголен. — Как вы помните, я, испросив у вас разрешения, вышел на дорогу и стал свистеть каждому проезжающему всаднику. Только все было зря: как я ни разливался на разные лады, ни один конь не пожелал сбросить своего седока. Я уже собирался вернуться в гостиницу, но тут к моей радости вот этот рыжий жеребец остановился. К несчастью, оказалось, что его придержал сам всадник: он спешился, бросился на меня с палкой и начал охаживать, приговаривая, что научит меня, как себя вести. По его словам, я нанес ему своим свистом страшное оскорбление. Отдубасив меня, он спросил, отчего я решился на такую дерзость, и я тут же все ему рассказал. Тогда, сударь, этот человек — он оказался честным барышником из Вожирара — так вот, этот человек расхохотался и заверил меня, что если я свистну на особый манер, рыжий жеребец подойдет ко мне… а еще добавил, что уступит лошадь даром. Я свистнул, как он показал, рыжий жеребец подошел ко мне, и я отвел его на конюшню, а барышник отправился дальше пешком. Очень добрый человек, сударь, но с причудами: из чистого упрямства не хотел показать мне, как надо свистеть, пока я не выложил несколько пистолей, взятых из вашего кошелька.

— И сколько же ты ему дал? — осведомился шевалье.

— Пятнадцать, монсеньор, всего пятнадцать пистолей, — успокоил хозяина Коголен.

Капестан знал толк в лошадях. Бросив на рыжего жеребца оценивающий взгляд, он пробормотал:

— Сто пятьдесят ливров! В общем, не слишком дорого. Барышник обошелся с тобой по-божески. Сколько же осталось в кошельке? — поинтересовался юноша.

— Девять пистолей, сударь. Вы еще богаты, — улыбнулся Коголен.

Шевалье, вскочив в седло, взял с места в карьер и вскоре уже въезжал на улицу Турнон, даже не думая скрываться, а только лишь надвинув на глаза шляпу. Это была безумная отвага… Добравшись без помех до постоялого двора «Три короля», Капестан велел проводить себя к Сен-Мару и вошел в комнату маркиза в тот момент, когда пробило полдень.

— Браво! — воскликнул Сен-Мар. — Шевалье, наша точность воистину сродни вежливости королей…

— Вы в этом сомневались? — поднял бровь Капестан.

— Боже сохрани! Давайте сразу же обговорим условия нашего поединка, — предложил маркиз. — Ваше оружие?

— Назовите свое! — ответил Капестан.

— В таком случае рапира и кинжал! — заявил Сен-Мар.

— Отлично! — кивнул шевалье. — Любое оружие годится, было бы острие!

— Теперь время, — продолжал маркиз. — Сегодня, в три часа пополудни?

— Великолепно! — промолвил шевалье.

— За садами герцога Люксембургского? — спросил Сен-Мар.

— Согласен и на сады, — проговорил Капестан. Молодые люди, поклонившись, обменялись выразительными взглядами: каждый из них испытывал к противнику чувство, очень похожее на восхищение. И когда шевалье направился к двери, юный маркиз вскричал:

— Поскольку мы будем драться только в три, не окажете ли мне честь разделить со мной обед, специально заказанный по такому случаю?

Капестан не стал скрывать, что чертовски проголодался, и оба противника направились в соседнюю комнату, где был накрыт роскошный стол.

Они сели друг против друга. Обед был превосходен, беседа — необыкновенно занимательна. Сен-Мар рассказывал о своих любовных приключениях, а Капестан — о сражениях, в которых ему довелось участвовать. Правда, шевалье благоразумно умолчал о том, что побывал на собрании заговорщиков, куда его пропустил сам Сен-Мар. Капестан признался только, что приехал в Париж с намерением сделать карьеру, и маркиз торжественно пообещал, что если им обоим удастся пережить дуэль, то Капестан может рассчитывать на поддержку, ибо Сен-Мару предстоит играть весьма значительную роль при дворе — в особенности после женитьбы.

— Потому что, — добавил молодой маркиз со вздохом, — я должен обвенчаться… таков приказ отца, и этого требуют некоторые политические обстоятельства. Говорят, моя невеста очень красива, но я ее не видел, да, признаться, и не жажду увидеть.

К двум часам дня будущие противники уже явно симпатизировали друг другу.

«Он сторонник герцога Ангулемского, — думал Капестан, — значит, враг Кончини. Я никому не уступлю честь предупредить герцога о том, что узнал в кабинете подлого маршала… но, пожалуй, можно рассказать маркизу о схватке с наемными убийцами…»

«Какая жалость, — размышлял в свою очередь Сен-Мар, — что этому благородному человеку вздумалось поухаживать за единственной девушкой, которая мне дороже жизни… О Марион, дорогая моя Марион!»

— Знаете, друг мой, — сказал шевалье, — я вполне мог опоздать на нашу встречу или даже вовсе не прийти. От смерти меня спасло лишь чудо!

И Капестан начал изображать в лицах беседу с Кончини, битву с разъяренными головорезами маршала, свое отчаяние в коридоре с наглухо замурованной дверью и необыкновенное вмешательство Провидения, которому шевалье был обязан жизнью. Сен-Мар слушал с горящими глазами, не скрывая восторга и изумления.

— Это великолепно! — вскричал он наконец. — Непостижимо!

— Правда? — простодушно спросил Капестан.

— Ах, шевалье, отчего мы с вами стали врагами? — с горечью проговорил Сен-Мар.