Капитан

— Освободить его! Да, да, конечно! — продолжал реветь обезумевший нубиец.

Он бросился к рычагам, но силы ему изменили. Бельфегор рухнул на пол.

— Я не могу! — в отчаянии прошептал нубиец. — Я больше не могу! Вон он, этот рычаг!

— Какой рычаг? Этот? — спросила белая, как мел, Марион.

— Да, да! Толкайте вверх! Толкайте его вверх до упора! — прохрипел нубиец.

Марион вцепилась в рычаг и попыталась приподнять его. Но рычаг был тяжелым и не поддавался… Наконец ей удалось слегка сдвинуть его.

— Выше! Еще выше! — стонал Бельфегор. Нубиец сел. Он чувствовал, что силы потихоньку возвращаются к нему. Руки Марион кровоточили. Чем выше она поднимала рычаг, тем пронзительнее становился жуткий скрежет внизу. Это исполинская гайка медленно двигалась обратно. Однако женщина этого не осознавала. У нее уже не оставалось сил на то, чтобы думать: рычаг, казалось, становился все тяжелее и тяжелее… Внезапно он вырвался из рук Марион. Дело в том, что плита заняла наконец свое первоначальное положение. В тот же миг нубиец, которому удалось подняться, бросился к другому рычагу и принялся им орудовать. Марион стояла с отсутствующим видом и машинально снимала один за другим лопнувшие перстни, ранившие ей пальцы.

— Идемте! — повернулся к ней Бельфегор.

Если бы сейчас нубийцу вздумалось броситься на Марион, она не смогла бы оказать ему ни малейшего сопротивления. Однако Бельфегор не сделал этого. Он повел Марион в комнату, находившуюся внизу. Теперь пол был на месте. Женщина вошла и увидела Капестана в железных оковах. Глаза шевалье были закрыты. Неужели он мертв? Нубиец освободил узника, взял его в охапку и положил у ног Марион. Женщина опустилась на колени. Она положила руку на грудь Капестана, затем встала. Марион казалась совершенно спокойной.

— Он жив! И будет жить! — прошептала она. Затем женщина повернулась к Бельфегору:

— Как можно выйти отсюда? В особняке так много людей!

Нубиец склонился над ней. Он весь пылал.

— Сегодня вечером ты будешь моей? — донеслось до слуха Марион.

— Да! — выдохнула она.

— А чем ты поклянешься? — хрипло спросил Бельфегор.

Женщина положила руку на лоб шевалье:

— Бельфегор, клянусь тебе жизнью того, кому я подарила свое сердце, — отчетливо произнесла Марион, — что отдам тебе свое тело.

— Хорошо! — промолвил нубиец. — Идите.

Он присел на корточки, схватил Капестана, взвалил его себе на плечи, встал и зашагал вперед. Очутившись на маленьком внутреннем дворике, Бельфегор повернул направо, к железной двери, которая выходила в тупик Малабр. Он открыл ее — и в следующий миг все они оказались уже за оградой особняка.

Глава 15

В это время бедняга Коголен ужасно страдал. Ему страшно не везло. Оголодавший, поколоченный грабителем, отнявшим у него плащ, он отправился к Лантерну, давая себе клятвы, что обязательно назовет его де Лантерном и даже монсеньором. Лишь бы только это помогло получить приглашение к хорошему столу!

Увы! Господин де Лантерн оказался весьма злопамятной личностью: очевидно, он не забыл урока, преподанного ему Коголеном. Так что несчастному не удалось утолить терзавший его голод. Результат встречи с Лантерном был просто плачевным: к мукам голода прибавились еще и муки унижения.

— Я должен отправиться в Орлеан к моему хозяину, — заявил Коголену Лантерн. — Извините, что так быстро вас покидаю. До скорого, монсеньор!

И он оставил вконец расстроенного Коголена посреди улицы. Никогда еще бедолаге не подходило так его прозвище — «Незадача». Однако фортуна все же улыбнулась ему, причем в тот момент, когда он меньше всего этого ожидал.

Какого-то незнакомца привлекла живописная наружность Коголена. Он быстро набросал его портрет, а потом, желая вознаградить натурщика, вручил Коголену экю. Коголен принял деньги со слезами благодарности, что, однако, не помешало ему тут же отправиться в ближайший кабачок.

Наконец-то он наелся! Коголен был на верху блаженства. Привалившись к стене, он сонно озирался по сторонам. Внезапно взгляд Коголена остановился на трех подмастерьях булочника, заканчивавших свою трапезу.

Он не очень хорошо слышал их разговор, но, насколько можно было понять по обрывкам фраз, долетавшим до Коголена, эти люди собирались бросить свое почтенное ремесло и стать бродячими комедиантами. Их звали Тюрлюпен, Готье-Гаргий и Толстый Гийом.

Хозяин, почувствовавший добычу, предложил начинающим актерам устраивать представления в его амбаре — разумеется, за солидный процент с их выручки. Все были довольны, кроме Тюрлюпена.

— Это еще не все! — горланил он, стуча стаканом по столу. — Нам не хватает одного человека. Ему ничего не надо будет говорить. От него потребуется только одно: умение сносить побои. Никто из нас на эту роль не годится…

Услышав эти слова, Коголен встал и подошел к соседнему столу. Растянув в улыбке рот до ушей, он произнес:

— Сударь, я отлично умею это делать!

— Правда, приятель? — обрадовался Тюрлюпен.