Капитан Быстрова

Выйдя за перелаз, она остановилась.

— Завтра воскресенье. Я свободна. Пойдем погуляем вдвоем. Мне хочется поговорить с тобой о Шакро. Ведь ты его скоро увидишь. В письме всего не расскажешь: трудно…

— Пожалуйста, Тамара. С удовольствием. А ты спи спокойно. Знай, Шакро Отарович очень хороший человек, удивительно порядочный и добрый… Когда он рассказывал о тебе, я почувствовала, как горячо и преданно он любит тебя… Я тоже люблю одного моряка, очень люблю. И счастлива… — Наташа вспомнила Сазонова, задумалась. Очнувшись, взглянула на Тамару. — Ну, до завтра.

— До завтра…

Тамара крепко пожала Наташину руку, посмотрела ей в глаза своими лучистыми, счастливыми глазами. Затем быстро привлекла Наташу к себе, поцеловала, засмеялась и, тряхнув головой, побежала к дому.

Только сейчас, у перелаза, Наташа поняла, как дорог Тамаре Шакро Отарович, какая искренняя и верная любовь живет в сердце этой милой, красивой девушки.

Уже за полночь, отложив книгу, Наташа потушила свет. За окном шелестели ореховые деревья. Во дворе прокричал петух, и ему тотчас же ответили другие — соседские…

* * *

Увлеченные беседой девушки брели по обочине проселочной дороги, когда их нагнали школьники. Дети с пионервожатой шли собирать лекарственные растения. Они шумно приветствовали директора школы и свою летчицу.

Провожая взглядом веселую ватагу ребят, Тамара взяла Наташу под руку:

— Школьники очень тебя полюбили… Так же, как и директор, — с улыбкой добавила она. — И все они хотят, чтобы ты уехала от нас совершенно здоровой. Они даже трость твою невзлюбили, будто из-за нее все твои несчастья…

— Да она мне совсем не нужна! Беру так, на всякий случай. — Наташа озорно улыбнулась: — Оставим ее где-нибудь?

— А если тебе понадобится?

— Не понадобится! Давай проверим. Хочешь?.. Ну, бежим! — крикнула Наташа, слегка ударив Тамару по руке. — Догоняй!

И устремилась вниз по склону, между рядами чайных кустов. Тамара долго не могла поймать Наташу, которая легко перепрыгивала через ряды чая и казалась неуловимой. Близ цитрусовых насаждений в пылу «испытаний» они не заметили, как перед ними вырос Отар Ираклиевич. Старик молча с удивлением смотрел на них. Чуть не налетев на Отара Ираклиевича, девушки, усталые и запыхавшиеся, остановились и от неожиданности расхохотались.

— Разбегалась в последние дни!.. А ты хороша! — обратился старик к Тамаре. — Зачем позволяешь ей бегать, раненой-то?..

— Мы испытание проводили, дядя Отар! — заступилась Наташа.

— А сейчас поломаем тросточку! — добавила Тамара. — Она больше не нужна… Наташа здорова!

— Благодаря вам и вашей семье, дядя Отар!

— Никаких наших заслуг здесь нет, — ответил старик. — А трость ломать не надо. Если не нужна, подари мне на память. Я буду ходить с ней…

— С радостью, дядя Отар! Пожалуйста…

— Вот и спасибо. Хорошая палка!

Он примерился к ней, попробовал опереться, но трость сразу же утонула в рыхлой, недавно перекопанной земле, и старик оступился.

Девушки озорно улыбнулись.

— Но, но! — добродушно погрозил им Отар Ираклиевич. — Земля виновата, не палка. Палка хорошая. Тебя выходила… Этим мне и дорога… На мой стариковский век хватит. И о тебе напоминать будет…

— Ходите на здоровье, Отар Ираклиевич. — Наташу тронули слова старика. — И спасибо, что приняли с такими добрыми мыслями…

Девушки ушли, а старик Бокерия, задумавшись, еще долго стоял на плантации. Жизнь волновала и радовала его. Много нового, отрадного, приносила ему эта жизнь. Она пробуждала в нем гордость и силу. Только вот война… Кому она была нужна? Кто из нас хотел ее?

32

Вечером, накануне отъезда Наташи, в доме Бокерия собрались колхозники. Был накрыт стол. Когда гости выпили за счастливый путь и за дальнейшие успехи Наташи, желая ей счастья и удач, она встала, чуть сконфуженная всеобщим вниманием, окинула гостей теплым взглядом и начала прощальный тост.

— Я никогда не забуду вас, дорогой Отар Ираклиевич, как не забуду всей вашей милой семьи, — с искренним волнением говорила она. — Завтра мы расстанемся… Я сохраню в своем сердце наилучшие воспоминания о Тамаре и Кето, о всех соседях, о школьниках и маленьком Петре!.. Ксении Афанасьевне мне хочется сказать особо. Моя мать осталась в немецкой оккупации, почти два года я ничего не знаю о ней… Я не хочу закрывать глаза на самое страшное… Может быть, я давно потеряла ее… Не знаю… Но здесь, вдали от родной деревни, я встретила человека, который отнесся ко мне с материнской заботой и лаской. И мне хочется сказать вам, дорогая Ксения Афанасьевна, громко, чтобы слышали все: спасибо тебе, дорогая мама!.. Я с гордостью называю вас этим именем — вы достойны его! Дай вам бог, как говорят, здоровья, счастья и радости!

Наташа выпила вино, хотела сесть, но, заметив, что Ксения Афанасьевна вытирает платочком глаза, подошла к ней, крепко обняла и прижалась губами к ее седым волосам.

* * *

В эту ночь Ксения Афанасьевна легла спать перед рассветом. Она готовила посылочку для Шакро, стряпала Наташе на дорогу, тихо роняя никем не считанные материнские слезы.