Капитан Быстрова

Наташа задумалась. И в ее жизни немало друзей приходило и обязательно уходило… Привязанность и привычка к ним, желание долго общаться с кем-то всегда обрывались обстоятельствами, которые помимо ее воли и желания диктовали свои собственные условия — такие, что с ними нельзя было бороться. И люди с удивительной, почти с размеренной последовательностью сменяли одни других. Воспоминания о них наслаивались друг на друга, причем самые старые становились менее памятными, менее близкими и за туманом памяти меркли и таяли, начинали забываться.

Давно ли, кажется, Надежда Семеновна и Варя заполняли Наташину жизнь, а сейчас их заслонили Кето, Тамара, Отар Ираклиевич, Ксения Афанасьевна, Петре и снова Сазонов… Сейчас его образ затмил всех.

За окном расстилалось море. Железная дорога проходила по самому берегу. А вон там — шоссе, по которому Наташа сегодня ехала с Кето и Тамарой из Реви в Батуми…

Наташа неподвижно стояла у окна вагона наедине со своими мыслями. Заходить в купе не хотелось. Ей было не по себе: в груди — ликующее сердце, в мыслях — суровая неизвестность в будущем.

«Скорей… Скорей к своим, в полк!»

Наташа любила его, как родной дом, гордилась им, привыкла к нему и не мыслила потерять его.

«Война…»

Вспомнилась мать. Захотелось упасть в ее объятия и забыть обо всем…

Долго простояла Наташа у открытого окна, безотчетно наблюдая сутолочную жизнь станций, где останавливался поезд, и шум, ругань и беготня по перрону казались ей театральным представлением.

Вечерний холодок несколько успокоил ее. Она зашла в купе. Ее соседи давно спали. Сбросив туфли, не раздеваясь, она легла поверх разостланной на нижней полке постели и заснула.

На рассвете ее разбудила проводница:

— Через десять минут прибываем…

Наташа села на постели, поджав под себя замерзшие ноги.

В купе никого не было.

Бледный пасмурный рассвет заглядывал неверным светом в чуть запотевшее окно. Наташа протерла стекло куском газеты. Мимо пробегала мелкая поросль, тянулись провода, и в размеренном чередовании мелькали телеграфные столбы. Деревья и кустарники очень походили на ольху и орешник-лещину. Тускло поблескивали поросшие осокой болотца, окутанные лохмами застоявшегося тумана. Рассветная сырость проникала в вагон.

Широкая унылая низменность, пропитанная дождем, напоминала Наташе русский пейзаж. Серые тучи закрывали горизонт, на котором в ясную погоду хорошо был виден Главный Кавказский хребет.

Кое-где среди густой зелени проглядывали красные и серые крыши домиков.

Поезд тихо и незаметно подошел к перрону вокзала. Носильщик проводил Наташу до автобуса, и уже через минуту она ехала по утренним улицам знакомого города…

33

Прежде чем явиться к начальству, Наташа заглянула на городскую квартиру доктора Бокерия.

Шакро Отарович, только что сменившийся с дежурства, пил чай и просматривал газеты, когда к нему постучала Быстрова.

Увидев ее на пороге с большим пакетом в руках, он вскочил и радостно устремился навстречу.

— Гамарджвеба, чемо экимо! [3]- по-грузински приветствовала его Наташа. Голос ее звучал бодро и весело.

— Наталья Герасимовна! Здравствуйте! — Доктор освободил ее от тяжелой посылки, усадил в кресло.

— Рогора карт? Рогор арис тквени сакме, чемо экимо? [4] — снова заговорила Наташа. Она полной грудью набрала воздух, чтобы еще что-то сказать, но запнулась и весело рассмеялась: — Ой, кажется, все… Знала больше, да забыла! Кето зря меня учила.

Доктор с чувством глубокого удовлетворения смотрел на свою бывшую пациентку — бодрую и здоровую.

— Еле-еле подняла вашу посылку по лестнице, — продолжала Наташа. — Это вам из дому…

— Спасибо! Большое спасибо! Как там мои?

— Все здоровы, все в порядке… Уж очень там хорошо! Но вас я должна поругать…

— За что? — спросил Шакро Отарович, ожидая какой-нибудь шутки.

— Почему так редко пишете родителям и Тамаре?

Шакро Отарович виновато улыбнулся?

— Очень занят, Наташа…

— Это не оправдание. — Порывшись в полевой сумке, она достала несколько писем. — Нате, получайте! От отца и матери, от Кето и Тамары… Читайте, перечитывайте, я потом приду, расскажу обо всем подробно. Сейчас мне пора. Забегу на минутку в госпиталь — и в часть, надо доложить командиру полка.

— В госпиталь не спешите. Ваших подруг там нет. Надежда Семеновна недавно уехала долечиваться на родину, в Уфу. Варя Овчинникова демобилизовалась и тоже уехала домой, в Ярославль.

Наташа задумалась. Ей стало грустно: вот и с этими хорошими людьми рассталась она надолго, вероятно, навсегда.

— Ну что ж, — негромко сказала она. — Раз так, поеду прямо в полк…

* * *

Полковник Смирнов выслушал ее и сразу же засыпал вопросами:

— Как? Молодцом? Поправилась? Как нога? В порядке? Летать сможешь?

— Разрешите завтра проверить себя, потренироваться?

— Отлично! Ты что же, малость раньше срока вернулась?

— Поправилась, чего же высиживать…

— Одобряю. Но учти — сначала пойдешь с кем-нибудь на Як-7. Проверишь себя. Перерыв-то изрядный.

Смирнов коротко рассказал Наташе о делах полка и дивизии, сообщил о предстоящем перебазировании дивизии на север — в район Курска.