Капитан флагмана

- Он не согласится, - сказал Шарыгин. - Ведь ты на его месте не согласилась бы?

- Я - другое дело. Впрочем, если бы мне было столько, сколько ему...

- Андрей Григорьевич говорит: старикам легче рассуждать о том, что бы они сделали, будучи на нашем месте, - сказал Шарыгин. - Они знают, что такое молодость. А мы о старости судим по книгам да по рассказам.

Она повернулась к Вадиму Петровичу и, стоя спиной к окну, несколько секунд пристально, с мягким прищуром, смотрела на него.

- Не понимаю, ведь мы обо всем договорились.

- Сегодня, во время собрания, я не мог смотреть ему в глаза. Я должен был сказать, что в диагностических ошибках тех двух больных он не повинен. Это было бы честно. А теперь... Ну, что я ему скажу теперь?

- Скажи, что нарочно молчал, чтобы не разжигать страстей, что после совещания беседовал со мной. Что я очень огорчена всем, что у меня из-за этого масса неприятностей.

- Так, по-видимому, и придется сделать. Хоть это и... нечестно.

- Почему нечестно? Скажи, что тогда я случайно вошла в ординаторскую, увидела эти злосчастные истории болезни и подняла шум.

- Ну и ну, - покрутил головой Шарыгин. - Хорошо. Я ему позвоню сегодня же.

17

Бунчужный вернулся на завод, когда Джеггерс направлялся в десятый цех. Тарас Игнатьевич не любил красоваться перед иностранцами. Хотелось, чтобы Джеггерс видел все как есть. И еще хотелось, чтобы рядом было как можно больше людей - не только главный инженер, Лордкипанидзе, но и другие. При гостях недостатки резче бросаются в глаза. К сожалению, "комсостав" сейчас отвлекать нельзя: не вовремя приехал Джеггерс. Он обратился к Лордкипанидзе:

- Проследи за спуском двести шестого. Не накуролесили бы чего в спешке. А я тут побуду. И еще. Позвони, пожалуйста, в больницу, скажи, что приеду не к четырем, как обещал, а к шести.

Спуск на воду двести шестого Лордкипанидзе не тревожил. Для этого надо было просто-напросто открыть ворота док-камеры, передвинуть туда корабль, закрыть ворота, включить насос и ожидать, пока вода поднимется. Еще недавно этот символический спуск обставлялся торжественно - толпа гостей, духовой оркестр, пышные речи и традиционная бутылка шампанского на шкертике. Но когда выпуск кораблей увеличился в несколько раз, торжества как-то сами собой отпали. Лишь изредка, когда кораблю присваивалось особенно знатное имя, спуск обставлялся с прежней пышностью. Обычно же он проходил в будничной обстановке, как и закладка, впрочем. Только бригада Василя Скибы по-прежнему отмечала закладку.

Закладка тоже символическая - установка двух первых секций. Кормовых. Стало традицией к одной из этих секций прикреплять бронзовую табличку, на которой значилось, что, дескать, в такой-то день такого-то года сей корабль был заложен бригадой Василия Платоновича Скибы. Табличку прикрепляли у самого киля, потом закрывали металлической крышкой и аккуратно заваривали, чтобы морская вода в случае чего, упаси боже, не попортила.

Выпивать на заводе запрещалось строго-настрого. Но в такой день после работы вся бригада задерживалась в "бытовке". Дядя Вася извлекал из потайного угла заветную бутылку и рюмки. И все выпивали за то, чтобы новый корабль добре строился и долго старился и плавалось бы ему чтоб добре. Выпивка тоже была символической - бутылка водки на двенадцать человек. И впрямь по махонькой.

Корабль, который Бунчужный требовал срочно "сбросить" на воду, представлял собой почти законченный океанский лайнер. Огромный, быстроходный, комфортабельный. Лайнер этот делался по заказу зарубежного коммерсанта, у которого была прорва денег и который не жалел их ради такого красавца. Заказчик торопился. За каждый сэкономленный день обещана была доплата. Министр разрешил оставить эти деньги заводу, и Тарас Игнатьевич хотел во что бы то ни стало заполучить их.

Тарас Игнатьевич с гостем, главным инженером и переводчиком направились в механический - широкий, светлый цех, более трехсот метров длиной. Станки стояли здесь в пять рядов. Тут было чисто. Ничего лишнего. Но Тарас Игнатьевич заметил, что не все станки работают. Только недавно на очередной декаде он в какой раз уже напоминал, что загроможденные проходы и неработающие станки всегда говорят о неблагополучии в цехе. Сегодня тут проходы чистые, даже очень чистые, а вот станки работают не все.

Джеггерс остановился у одного из фрезерных станков с программным устройством, неторопливо обошел его. Молодой парень в берете и легкой спецовке продолжал работать как ни в чем не бывало.

"Отучили-таки глазеть на иностранцев", - с удовлетворением подумал Бунчужный, искренне любуясь и внешним видом рабочего, и тем, как умело он орудует у станка. Джеггерс вскинул свой фотоаппарат, щелкнул затвором. Потом отыскал фирменную дощечку и ее сфотографировал.

"Деловой мужик, - подумал о нем Тарас Игнатьевич, - не тратит времени на расспросы".