Капитан и Хранители Души

А Симон оставшись сам по себе, вдруг почувствовал такое вдохновение, какого с детства уже не чуял, когда ещё мечталось без оглядки, когда, выдавая фантазии за реальность, не было и мысли кого-либо обмануть, а лишь было желание чуток приукрасить серую бытность. И друзья, если и разоблачали какую выдумку, то заканчивалось это весёлым смехом, а не насмешками, а то и зуботычиной, как это бывало в кабацких спорах. Словно озарила его церковь эта. Заметив, что и мужики на него начали глядеть с интересом, он начал одному да другому советы подкидывать, благо в том, что не задерживался он подолгу на одной работе, была и положительная сторона. Впитывая, как губка все полезные навыки, у бывалых столяров да плотников, Симон хоть и не особо поднаторел в работе руками, зато тонкостей работы, как нынче говорят, «фичей» или «лайфхаков» набрался не от одного десятка мастеров. Да так в масть он выдал всё это на-гора, что мужики, вопреки старой русской традиции «не говори мне, как делать и я не скажу тебе куда идти», советы принимали, да ещё и благодарили. Поймал, короче, Симон такой кураж, что и сам внутри себя удивлялся до испуга: «Эко меня несёт!?»

А когда сам купец пришёл с ним пообщаться да расспросить, возьми, да и ляпни: «Иду к самому Рублёву, в артель проситься, хочу творить так, чтобы происходило духовное перерождение и совершенствование человека нашего русского, и утверждение православных людей в вере. От самого бога было мне виденье, что могу я творить с его помощью такое, чего раньше на Руси и не видели». Откуда и слова-то такие взялись в голове!

– Да тебя ж, мил человек, сам Бог-то ко мне и послал. И мне ведь было от Бога знамение, что построю я храм чудный во славу ему и Руси нашей. Да только стены-то построить одно, нашёл я люд мастеровой, а теперь красоту наводить, да каноны, ума не приложу как. Я ведь и сам к Рублёву посылал, да только занят он (схитрил, правда, купец, сказали возвратившиеся, что Андрей в ту пору слёг), да и уехал, так что и ты его не застанешь, в Москве он. Пойдём, мил человек, покажу я тебе свод наш, да задумку свою расскажу, может, ты мне как советом поможешь, как зодчий человек.

Симон аж от неожиданности оглянулся через плечо – ко мне ли обращаются? Уже и пожалел, что такой раж на него напал, ведь, как известно, лучшее – враг хорошего. Хотел подработку разнорабочим, а вышло эвона как, зодчим уж назвали!

– Да ты не бойся, если ты с кем ехал, – увидев его оглядку, сказал купец – мы сейчас же в деревню пошлём, да вас пристроим и на ночлег, и банькой с ужином уважим. Так что, пособишь? Я в долгу не останусь!

И тут уж Симон как очнулся, подумал: «Что-то перегнул я, уж шибко круто себя преподал, больно падать-то будет с такой высоты. А с другой стороны, семь бед – один ответ, где наша не пропадала!»

–Да пойдём, конечно, купец. Дело ты затеял очень богу даже и угодное, как же не помочь тебе.

Пока подымались по лестнице, а потом и по лесам под купол, поведал ему Тимофей, так звали купца, всю историю строительства церкви, от замысла, как его посетило божье знамение, до нынешнего дня.

Возвести церковь за один сезон, как это было принято для небольших церквей, не получилось никак. Естественно, если бы была она заложена в начале строительного сезона, в апреле, мае, или хотя бы в первой половине июня, может и сложилось бы. Да только весь прожект начался спонтанно, да и опыта таких дел у купца не было. Сам замысел к Тимофею пришёл, когда он ехал через деревню на ярмарку только в начале лета. Пока то, да сё, с батюшками договорённость, куда без них, заложение. Сразу после укладки фундамента начали возведение стен, по традиции Новгорода, где в отличие других городов, не перешли на безрастворные фундаменты. Короче, в первый строительный сезон, ко дню Воздвижения, успели только уложить фундамент и поднять стены до дверей. Сам посчитай, формовка и обжиг кирпича, рабочий день на строительстве хоть и определили длительностью в 12 часов, но он только от апреля до сентября, а ещё воскресные и праздничные дни. А надо ж ещё и свои дела делать, без денег-то храм не построится. Хотя кое-чем и добрый люд помог.

На второй год начали уже всё размеренно и подготовлено, и думал уже к июню начать роспись, а пока спрашивал мастеровых, говорили все, что в небольших храмах, производили все работы по росписи за один сезон. Да только, как коснулось дела, те заняты, эти безрукие, а те без понятий. Даже туземцев с Европ приглашал, ну те-то совсем околёсицу несут. Так вот и застряли, а я ведь прямо вижу, как оно будет, да только как собака описать то в языке человеческом не могу. Ты уж помоги мне, я ж сразу в тебе увидел, ты человек божий и от того он в тебя талант и поместил.

Добрались они до купола, прислонился Симон к стене передохнуть, а купец начал было рассказывать, да запнулся, на Симона взглянув.

Симон стоял у стены. Бледный, отчего почти слился с белёною стеною, под глазами круги черные. А глаза, словно не видящие ничего, смотрели в пустоту, куда-то под купол.

–Ты чего мил человек, плохо тебе? С сердцем чего? Да ты ж и не дышишь!