Читаем Капитан Михалис полностью

Игумен надел епитрахиль, подошел к валуну, в выемке которого оставалось немного дождевой воды, наклонился, вырвал с корнем пучок шалфея вместо кропила и принялся благословлять. Капитаны встали, поснимали фески и платки. Они мало что понимали в церковных премудростях, да и не надо им было все это знать. И без того они видели в овчарне капитана Сифакаса Мать-Родину в черных одеждах, босую, изголодавшуюся, окровавленную. Воздев руки к небу, она взывала о помощи.

Капитаны перекрестились и сели. Какое-то время молчали: у каждого подступил комок к горлу. Первым овладел собой старик Сифакас. Повернувшись направо, он проговорил:

– Капитан Мадакас, тебе за свою жизнь не раз приходилось нюхать порох. Ум у тебя к старости устоялся. Потому скажи ты первое слово.

– Нет, пускай, кто помоложе, – ответил тот. – А я напоследок выскажусь.

Тогда старик поглядел налево.

– Ну а ты что скажешь, капитан Кацирмас? Ты тоже много видел, много испытал. Люди тебя уважают. Говори.

– Что я могу сказать? – мрачно отозвался тот. – Силы оставили меня. У кого сила, тому и слово.

– Ладно, спросим тех, кто помоложе! – согласился Сифакас.

Тут встал игумен. Росту он был невысокого, но крепкий. И на теле у него тоже было немало шрамов от сабель и пуль. Он взглянул на капитана Михалиса.

– Думаю, первое слово за тобой, капитан Михалис. По твоей воле мы здесь собрались. Так что давай, начинай!

Капитан Михалис оперся на ствол ружья.

– Братья капитаны! Вы знаете, я не мастер речи говорить… Опять затягивается петля на горле Крита! Опять турки распоясались и порезали многих наших братьев в Мегалокастро. А кровь убитых взывает к мщению. Вперед, капитаны! Свобода или смерть!

С этими словами он вновь опустился на камень.

Капитаны зашевелились, закивали, заговорили полушепотом. Поднялся Камбанарос, один из старейшин, и шум мгновенно стих. Старик был неразговорчив, рассудителен, но каждое его слово было весомо, значительно.

– Или убей, или не грозись! – буркнул он, сурово глядя на капитана Михалиса. – Сколько уж раз угрожали мы покончить с турками, выбросить султана с Крита! И что из этого вышло?! Порушим, уничтожим сады, виноградники, поубиваем людей – а воз и ныне там! Не забывайте, капитаны, – на вашей совести тысячи и тысячи жизней. Скажи, чего ты теперь добиваешься, капитан Михалис? Опять хочешь залить кровью Крит? Ты ведь неглупый человек, и, если такое говоришь, значит, уже доставил на кораблях ружья, гранаты, муку, шкуры, коней, пушки для штурма крепости. Значит, ты уже с Грецией и Московией сговорился, и мы всем скопом навалимся на султана. Если так, тогда дело верное. Обрадуй же нас, скажи, что не зазря кровь проливать будем!

Все повернулись к капитану Михалису, но он только молча кусал ус. Что тут несет этот старик? Ни с кем он не договаривался. Никакой тайны у него нет, ни от кого у него не было послов – ни от греков, ни от московитов. Он сам пришел, один. А послал его Крит, чьи страдания не дают ему покоя.

Вдруг выступил вперед плюгавый коротышка, учитель с длинными белесыми усами, похожими на шнурки. Язык у него вертелся как колесо в прялке.

– Старик Камбанарос хочет, чтобы все было наверняка – корабли, продовольствие, оружие. И чтоб Московит прислал свое войско, и чтобы изошла кровью наша несчастная мать Греция с тремя эвзонами[58]

. Но когда это такое дело вершилось столь основательно? Когда это благоразумие поднимало людей, заставляло их бросать свои дома, семьи и идти в горы? В том-то и есть мужество: восстать, не будучи уверенным в победе! Патриот, капитан Камбанарос, не купец, а борец! Сердце критянина подобно брандеру, взрывающему эскадру султана. А потому вперед, во имя Господа Бога! Я присоединяю свой голос к голосу капитана Михалиса. К оружию, братья! Вот что хотел я сказать вам, капитаны! Имеющий уши да услышит!

– Благословляю тебя, учитель! – прошептал игумен и протянул к нему высохшую руку. – Благословляю тебя! – повторил он громче, чтобы было слышно всем. – Душа человеческая не в состоянии все взвешивать на весах. Не весы она держит, но меч. Ты прав!

– «Дохну́́ть и час свободой отрадней, чем в тюрьме прожить хоть полстолетья в невольничьем ярме!»[59] – вставил капитан Триалонис из Иерапетра.

Это был небольшого роста человек с пышными усами. Он получил неплохое образование. Разбирался в «Осмогласнике»[60], знал наизусть Ригаса Фереоса и пророчества Агафангела[61]. К тому ж не было на всем свете такого храбреца, как он. Ходили слухи, будто этот человек – сын оборотня и пуля его не берет, потому и бросается он на турок с такой безрассудной смелостью. Еще поговаривали, что он не боится смерти, оттого что у него есть кусочек Святого Древа от Креста Господня. Хотя многие подозревали, что Святое Древо – это его отважное сердце.

Старик Камбанарос покачал своей мудрой головой.

– Бузуки Ригаса Фереоса погубит нас!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Живая вещь
Живая вещь

«Живая вещь» — это второй роман «Квартета Фредерики», считающегося, пожалуй, главным произведением кавалерственной дамы ордена Британской империи Антонии Сьюзен Байетт. Тетралогия писалась в течение четверти века, и сюжет ее также имеет четвертьвековой охват, причем первые два романа вышли еще до удостоенного Букеровской премии международного бестселлера «Обладать», а третий и четвертый — после. Итак, Фредерика Поттер начинает учиться в Кембридже, неистово жадная до знаний, до самостоятельной, взрослой жизни, до любви, — ровно в тот момент истории, когда традиционно изолированная Британия получает массированную прививку европейской культуры и начинает необратимо меняться. Пока ее старшая сестра Стефани жертвует учебой и научной карьерой ради семьи, а младший брат Маркус оправляется от нервного срыва, Фредерика, в противовес Моне и Малларме, настаивавшим на «счастье постепенного угадывания предмета», предпочитает называть вещи своими именами. И ни Фредерика, ни Стефани, ни Маркус не догадываются, какая в будущем их всех ждет трагедия…Впервые на русском!

Антония Сьюзен Байетт

Историческая проза / Историческая литература / Документальное
Великий Могол
Великий Могол

Хумаюн, второй падишах из династии Великих Моголов, – человек удачливый. Его отец Бабур оставил ему славу и богатство империи, простирающейся на тысячи миль. Молодому правителю прочат преумножить это наследие, принеся Моголам славу, достойную их предка Тамерлана. Но, сам того не ведая, Хумаюн находится в страшной опасности. Его кровные братья замышляют заговор, сомневаясь, что у падишаха достанет сил, воли и решимости, чтобы привести династию к еще более славным победам. Возможно, они правы, ибо превыше всего в этой жизни беспечный властитель ценит удовольствия. Вскоре Хумаюн терпит сокрушительное поражение, угрожающее не только его престолу и жизни, но и существованию самой империи. И ему, на собственном тяжелом и кровавом опыте, придется постичь суровую мудрость: как легко потерять накопленное – и как сложно его вернуть…

Алекс Ратерфорд , Алекс Резерфорд

Проза / Историческая проза