Капитан Риччи (СИ)

Риччи давно заметила, что Томпсон из-за стола всегда встает с набитыми карманами. Она приписывала его выигрыши отчасти удачи и, разумеется, умению играть.

– Он просто чертов везунчик, – ответила она, пожав плечами.

– Я не верю в удачу.

– Тогда что это такое?

– Посмотрим, – с этими словами Фареска направился к играющим и опустился на свободное место, которое только что покинул матрос, исчерпавший свои сбережения.

Возникла небольшая перепалка: матросы не хотели играть с человеком, который, как они верили, мог их сглазить. Но все утихло, когда Фареска молча бросил на импровизированный игровой стол из накрытого старой парусиной ящика пару золотых монет.

– Не думаю, что испанец способен уразуметь правила игры, так что нам не придется терпеть его долго, – провозгласил с ослепительной улыбкой Томпсон. – Играем!

Пара матросов, самых суеверных, поднялась с мест.

Риччи, словно ее кто-то толкнул в спину, уселась на одно из них. Вместе с имуществом Элис ей досталось несколько монет, случая потратить которые до этого не нашлось.

Томпсон только скосил глаза на нее, но ничего не сказал. Так же молча, без обычных своих присказок и шуток, он раздал карты.

Риччи глянула на свои и сразу поняла, что может выходить из игры – совершенно никудышная рука, даже пары не собралось.

– Открываемся! – объявил Томпсон.

Риччи с досадой бросила карты на стол, Фареска аккуратно положил свои рубашками вниз. Ему тоже ничего не светило.

Томпсон с прорезавшейся самодовольной ухмылкой выложил на «стол» четырех валетов под разочарованные выдохи остальных матросов и положил руку на «банк» – поставленные на кон монеты. Его ухмылка мгновенно исчезла, когда Фареска схватил его за запястье. В образовавшейся тишине, взгляды всех людей на баке, словно металлическая стружка к магниту, притянулись к ним.

– Ты жульничаешь, – произнес Фареска спокойно и громко.

У Риччи по спине пробежал холодок. Она предвчувствовала бурю. И если она не вмешается, закончится все убийством и, вероятно, не одним.

Инстинкт самосохранения подсказывал ей, что самое время устраниться и оставить мужчин разбираться между собой. Но другой голос – подозрительно похожий на голос капитана – говорил ей, что старпом обязан поддерживать порядок на палубе и спокойствие в команде.

Все, что знала Риччи о шулерах – они прячут карты в рукавах. Наверное, существовали и другие способы мухлевать, но в ускользающей из-под контроля ситуации она как за спасительный круг ухватилась за мысль, что, вывернув рукава Томпсона, можно доказать его невиновность, и схватила его за вторую руку, чтобы привлечь к себе внимание.

– Послушай, – произнесла она, – почему бы тебе не закатать рукава, чтобы показать всем, что Бер… что Фареска ошибается.

– Почему я должен унижаться из-за поклепа какого-то испанца! – зло ответил Томпсон, с силой вырывая руку у Риччи.

Совершенно случайно ее пальцы зацепились за запонку, та от рывка расстегнулась, и вылетевшие из-за манжеты карты веером высыпались на палубу.

Тишина взорвалась криками и отборной бранью. Различив в поднявшемся гаме бряканье стали, Риччи вскочила на ноги, выхватила саблю – к счастью, она натренировалась проделывать это быстро и без заминок – и встала между Томпсоном и толпой… ну, по крайней мере, частью этой толпы.

– Спокойно! – приказала она матросам без ощутимого эффекта. «Проклятый шулер» было самым мягким из того, что летело в адрес Томпсона.

– Результаты сегодняшней игры отменяются! – объявила Риччи.

Это заставило замолчать некоторых, и только громче закричать остальных – тех, кто проигрался до последнего медяка не сегодня.

«Пусть он вернет все выигранные деньги» – такого было общее мнение.

Риччи имела другую точку зрения.

– Мы поймали его за руку сегодня, – объяснила она. – И не можем утверждать, что он непременно жульничал все время.

– Она права, – громко заявил Томпсон, поднявшись на ноги и вернув себе обычную самоуверенную ухмылку, но не избавился от тревоги в глазах. – От тех, кто встал из-за стола, претензии не принимаются. Если кто-то возражает, он может поговорить со мной лично.

Громкие выкрики превратились в тихое бурчание. Риччи не знала, каким образом – хотя ей, как старпому, следовало быть осведомленной – Томпсон приобрел на «Ночи» славу завзятого бретера, и никто не хотел оказаться лицом к лицу с нему с клинком в руках.

«Но это не значит, что они не соберутся втроем или впятером, чтобы встретить его ночью на палубе», – подумала Риччи. – «Впрочем, какое мне уже до этого дело? Я и сейчас не обязана была разбираться, достаточно было позвать капитана. Может, так и стоило поступить. В любом случае, до Сент-Джонса, как уверяет Берто, рукой подать, а там он наверняка свалит».

Но события развивались по-другому.

========== Губернатор ==========

– Как ты думаешь, – спросила Риччи Фареску, – теперь он сойдет с корабля в Сент-Джонсе?

– Я думаю, – ответил испанец, – что он с самого начала собирался так поступить. Он вступил в команду только для того, чтобы мухляжом набить себе карманы. И, может быть, убраться из Чарльзтона, если у него правда были там неприятности.