Капитан Рубахин

Спустя полчаса загорелся свет в окнах квартиры, которая стояла запертой с момента смерти матери полтора года назад. Выгоднее, конечно, было жильё сдать или даже продать, но Надежда не могла себе представить в этих стенах чужих людей, а деньги ей были не нужны – зарплата майора милиции вполне соответствовала её невеликим потребностям.

Должно быть, услышав звуки за стеной, в дверь позвонила старая соседка, ровесница матери, знавшая Надежду ещё с раннего детства.

– Надюшка! – обрадовалась она. – А я слышу: кто это там, у Лобановых, – уж не залез ли кто, не дай Господи!

– Всё в порядке, тётя Вера, это я!

– Надолго ли? – поинтересовалась соседка.

– Не знаю, как получится…

– В отпуск?

Надежда печально покачала головой:

– На пенсию я вышла, тётя Вера!

– Ой, Господи! – всплеснула руками старушка, и на глазах у неё выступили слёзы. – На пенсию! А я ведь помню, как ты во дворе со скакалкой прыгала! Как вчера всё было! – Тётя Вера глубоко вздохнула. – Ну, раз на пенсию – значит, ещё наговоримся! Отдыхай, Надюшка, – сказала она, выходя на лестничную площадку. – Устала, небось, с дороги-то?

– Ты даже не представляешь, тётенька Вера, как я устала! – серьёзно ответила Надежда…

Она заварила себе чай, и села у стола в гостиной. Старая квартира была наполнена самыми разными воспоминаниями, но к Надежде почему-то пришло только одно, совершенно забытое, но снова ставшее вдруг ясным, как реальность. От неожиданности она даже вздрогнула, и сердце её оборвалось…

Напротив, всё в тех же креслах, сидели седые старцы, которых она сразу узнала.

И Надежда вспомнила всё: как провожала Герасима, как провожала Юру Соколова…

– Нет! – вскрикнула она с отчаянием. – Нет у меня больше никого! Мне некого провожать! Я больше не люблю никого!

– Успокойся, дева! – тихо и даже ласково ответил ей старец со свитком. – На этот раз всё сойдётся совершенно иначе – ты даже родишь ему сыновей…

***

…Лучший княжеский десятник, молодой кметь Сокол ждал свою возлюбленную Надею за околицей, у излучины реки, покрывшейся об эту пору крупными белыми лилиями и круглыми жёлтыми кувшинками. Он держал в поводу двух осёдланных коней, с нетерпением поглядывая в сторону деревни.

Тонкая девушка в лазоревом сарафане выбежала из-за крайней избы и ещё издали радостно помахала ему рукой…

…Двоих крепких мальчишек она подарила своему Соколу ранней весной, когда на пригорках появились первые проталины.

Старая повитуха-ведунья, приняв младенцев, повила их по заведённому укладу и вдруг почтительно опустилась перед ними на колени, шепча что-то внятное только ей самой.

Утомлённая родами Надея в тревоге и недоумении приподнялась на ложе.

– Ты родила великих волхвов, верных слуг Перуновых! – отвечала ведунья, упреждая вопросы юной роженицы. – Благословенны чада твои…

9. Рубахин и Свиток

Из мрака, как всегда внезапно, возникает Чернояр, и от его кольчуги ощутимо веет холодом. Он явно чем-то озабочен.

– Всё философствуете? – с нескрываемой иронией вопрошает меченосец, окидывая взглядом собеседников. – До смысла бытия ещё не дошли?

– Нет пока, – откликается брат. – Нам третьего мудреца не хватало!

Но явно не расположенный к шуткам меченосец наклоняется к брату и что-то тихо сообщает ему на ухо. Тот бросает на него быстрый взгляд, кивает головой и оборачивается:

– Мы должны тебя сейчас покинуть, Василий, – произносит он, – Побудешь один.

– Что случилось? – Рубахин замечает, что старцы серьёзно встревожены.

– Опять расползается Несыть! – отвечает Чернояр.

– Это что?

– Это, Василий, сразу и причина, и следствие человеческой алчности в одном флаконе, – меченосец всё больше мрачнеет. – Враждебная сущность, беспощадная и бессмысленная, мертвящая всё вокруг себя! Она проникает в человека личинками зависти и скоро наполняет его таким смрадным духом стяжательства, что живая душа в нём просто задыхается и гаснет…

– А отсюда, из Нави, – дополняет Белояр, – мы видим в городах не дворцы и не хижины – мы видим светлые средоточия человеческих душ, как ты, к примеру, видишь с ночного самолёта россыпь огней внизу.

– Кстати, Москва уже не выглядит светлым пятном – повсюду проплешины тьмы! Они растут и множатся, как метастазы. Это и есть работа Несыти. – Меченосец недобро усмехается. – Знаешь ли, Василий, где в первопрестольной расположены самые чёрные дыры?

– Догадываюсь…

– Несыть лютует! – в голосе меченосца сквозит неподдельная горечь. – Встретил давеча и Макария, старца Оптинского, а он сокрушается, скорбит: «Пастыри в ризы красные рядятся, свечьми да образами торгуют, купола вперегонки золотят! Пастве больше в мошну заглядывают, чем в душу! Несыть и лютует…»

Грозный меченосец с досадой машет рукой:

– Вот и ангелы-хранители – соберутся в стаю и сидят тут у нас без дела, как голуби на паперти. Спрашиваю: «Где же души, кои хранить вы посланы были? Несыть пояла?» – Молчат, глаза прячут …

– Так ангелы что – реально существуют? – растерянно бормочет Рубахин.