Капитан Соври-голова

Валерий Владимирович Медведев Капитан Соври-голова

(Пять рассказов из жизни Дмитрия Колчанова)

ОТ АВТОРА

Это я, ещё когда служил в армии, заметил: после трудного учения или длительного марша усталые солдаты знаете возле кого собираются на привале? А возле самого весёлого бойца, который не только сам не унывает, но и у других умеет дух поднять какой-нибудь весёлой шуткой, или рассказом, или просто острым словцом. Смеются солдаты, хохочут — одним словом, отдыхают. Ещё я в армии заметил: кто в весёлом разговоре участия не принимал, а где-нибудь под деревом сидел в одиночестве или спать прилёг под кустом, тот по-настоящему не отдыхал, а кто веселился, с того усталость как рукой снимало.

Видите, какое чудодейственное средство этот смех! Теперь вам, наверно, не нужно объяснять, почему я больше всего на свете люблю писать весёлые рассказы.

КАК КАПИТАН СОВРИ-ГОЛОВА ЧУТЬ НЕ ВЛЮБИЛСЯ, ИЛИ НЕКРАСИВАЯ ДЕВЧОНКА

Дима Колчанов, он же капитан Соври-голова, он же (сокращенно!) капитан Сого снял с гвоздя боксёрские перчатки, которые он взял у одного начинающего боксёра. Потом химическим карандашом нарисовал себе небольшой синяк под глазом и на совсем здоровый лоб крестом налепил лейкопластырь. И в таком устрашающем виде он смело и почти что бесстрашно вышел на улицу и направился на поиски подавляющей компании. Обычно он избегал этих встреч, но сегодня он сам шёл им навстречу. Всю их ораву он обнаружил возле кинотеатра. Борис Смирнов брякал на гитаре и пел, а Степан Комаров, что-то подпевал ему. Колчанов приблизился к ним, ну, просто нахально и совсем вплотную. Боксёрские перчатки грозно висели у него на плече… светился пластырь на лбу, синяк синел под глазом.

— Что это такое? В чём дело? Ой, мама, я боюсь, — сказал Комаров.

— Капитан Сого — чемпион мира в весе ни пуха ни пера, — засмеялся Смирнов.

Колчанов стоял прямо, хотя ноги от страха у него подламывались. Это так озадачило подавляющих, что они даже не сразу начали его подавлять, а сначала допели свою песенку.

— Ваше нам, — сказал Комаров, обращаясь к Колчанову, — а наше не вам…

Начиналось обычное подавление личности, от которого Колчанов чаще всего спасался бегством, но на этот раз он стоял, хотя ноги его сами по себе так и норовили сорваться с места.

— Что-то я тебя давно не вижу, — сказал Комаров. — Где ты пропадаешь?

— В боксёрской школе пропадает! — сказал Смирнов.

— Там и пропадает! — поддержал его Молчунов Виктор.

— Уж начал пропадать, ишь сколько ему синяков поставили. — Комаров противно засмеялся.

Колчанов смело промолчал.

— А как собак стригут, знаешь? — спросил его с издёвкой Борис Смирнов.

Подавляющие всегда задавали Колчанову при встрече какие-то дурацкие вопросы.

— Ножницами! — нахально ответил Колчанов.

— Ножницами! — засмеялся Витька Молчунов. — Собак стригут так… За хвост и об забор. Жалко, что у тебя нет хвоста, а то… я бы тебе показал, как стригут собак.

Колчанов снова смело промолчал.

— Подпрыгни, — сказал Комаров, — что-то ты долго стоишь на одном месте? Застоялся, наверно?

Колчанов подпрыгнул. В карманах у него зазвенела мелочь.

— Выгружай! — приказал Комаров, как всегда. — Смирнов, помоги. Ты чего не выгружаешь? — удивился Комаров. — А вы чего не выгружаете? — спросил Комаров Смирнова и Молчунова Виктора.

— Так ведь ударит, — сказал Смирнов.

— Не ударю, — сказал Колчанов. — С меня расписку взяли, что я не буду бить небоксёров.

— Кто взял?

— Тренер по боксу. В «Крылышках». Там открытые соревнования были. Выходи и боксируй кто хочешь, с кем хочешь. Я вышел, нокаутировал чемпиона Москвы среди мальчиков. Мне сразу третий разряд. И с меня расписку, чтобы зря не дрался. Не сдержу слово — дисквалифицируют.

— Вот даёт, — сказал Комаров.

Молчунов и Смирнов выгребли из карманов Колчанова всю мелочь.

— Рубль двадцать три копейки, — сказал Дима Колчанов и пояснил: — Это я для того, чтобы с вас лишнего не взять, когда будете долг возвращать… — А про себя подумал: «Не подействовали перчатки…»

А на следующий день к Колчановым на пироги приехал папин сослуживец. Вместе с собой он привёз двух сыновей, которых смешно звали Кешка и Гешка, и ещё дочку с собой захватил, по имени Тошка. Дима сразу её переделал в Картошку. Дима вообще о девчонках не привык думать и даже внимания на них не обращал. Даже на Наташу Рыбкину внимания не обращал. То есть был как-то случай, когда он на неё обратил внимание, как-то заметил, что она существует — такая вся застенчивая и светленькая. И он что-то такое маме сказал про Наташу — мол, она на подснежник похожа. Мама удивилась и сказала: «Это ещё что такое! Рано тебе ещё об этом думать, рано!»

«Ну, рано так рано!» Маме лучше знать, что рано или не рано, ну, конечно, только в этом смысле, а не в смысле путешествий. Она взрослая, и тут ей видней. Дима тогда подумал, что, наверное, в жизни каждого мальчишки настаёт такой день, когда к нему подходит мама или папа и говорит: «Ну, давай думай о девчонках, думай! Пора!»