Капитан "Старой черепахи"

«Сегодня ночью Антос идет к Тургаенко за каким-то пассажиром».

Как это узнал Вавилов, оставалось неизвестным…

Вместо обычных при попутном ветре трех часов «Валюта» добиралась до Тендры все четыре.

Вполне понятно, что Антоса у острова давно уже не было. Старшина поста сообщил, что Одноглазый пытался атаковать маяк, но не смог ничего поделать и удрал с наступлением шторма.

— Приказано взять на шхуну красноармейца Вавилова, — сказал старшине Ковальчук.

— Убили они его. Он от них убежал, ему вдогонку три пули послали. Написал записку и скончался, бедняга.

За пять рейсов шлюпка благополучно выгрузила на берег ящики и мешки с продовольствием и одеждой и бочонки с пресной водой.

Ковальчук сидел на румпеле, четверо краснофлотцев лихо загребали. Когда шлюпку несло крутым гребнем на отмель, боцман командовал:

— Весла береги!

Пограничники подхватывали шлюпку за борт и вырывали ее из густой холодной воды.

— Принимай рафинад! — кричал им Ковальчук. — Море не подсласти!

Мокрые, закоченевшие люди бегом оттаскивали драгоценный груз подальше от воды.

— Утром было минус восемь, — крикнул старшина поста, — к ночи ждем десять!

— Поспешай! — торопил Ковальчук, тревожно поглядывая на темнеющий горизонт.

За время выгрузки шторм достиг шести баллов. Ветер крепчал с каждой минутой. Волны и тучи брызг то и дело заслоняли низкий остров.

Когда шлюпка вернулась, «Валюта» снялась с якоря и ушла от Тендры под зарифленными парусами. Ермаков спешил добраться к вечеру обратно в Одессу.

4

Вершины окружавших дом молодых тополей раскачивались, голые ветви постукивали друг о друга, в решетчатом заборе тонко посвистывало, калитка вздрагивала и стучала щеколдой, флюгер на крыше крутился волчком.

Прибой шумел так гулко, будто море взобралось на обрыв, затопило виноградник, и волны ударялись уже совсем рядом, за коровником.

На прихваченную морозом землю косо сыпался снег.

Три человека с винтовками подошли к саду с морского берега, разъединились: один остался на углу, второй — у середины ограждающего сад забора, третий — у ведущей к морю калитки.

Трое других расположились в узком переулочке, ограничивающем сад с западной стороны, двое осторожно пробрались в примыкающий с востока к саду виноградник.

Когда, таким образом, дом и сад были оцеплены, Кудряшев и его спутники поднялись на крыльцо-веранду, и начальник поста тихонько постучал в дверь.

Никто не ответил. Тогда он постучал настойчивее. Несколько минут люди стояли молча, кто-то, согреваясь, притопывал.

Тоскливо, назойливо пел флюгер на крыше.

— Спит, и бог с ним, незачем будить, пошли обратно, — раздался в темноте чей-то баритон.

— Проснется! — Кудряшев снова начал стучать. За дверью послышалось шарканье ночных туфель.

— Свои, свои, Карл Иванович! Чего это ты заспался?

— Айн секунд!

— Очищай ноги, не заноси грязь в хату, — шутливо прикрикнул Кудряшев на друзей и первым вошел в сени, освещенные керосиновой лампой, которую держал Фишер.

— Принимай гостей, Карл Иванович, извини, что мы нагрянули. Дружки из Одессы приехали, с «Валюты». Ремонтируется их шхуна, ну, и пожаловали. Погулять хотим. Угостишь?

Федор снял шинель, отряхнул от снега островерхий шлем и пригласил товарищей:

— Вот сюда, ребята, вешай.

Карл Иванович поставил лампу на стол, запахнул полы халата и, позевывая, смотрел на поздних гостей.

Вместе с Кудряшевым прошли не то пять, не то шесть человек: трое смущенно столпились у порога, оглядывая комнату, остальные старательно вытирали в сенях сапоги.

— Ну и холодище, прямо-таки как на Северном полюсе! — сказал Кудряшев и остановился перед висящим на стене зеркалом, приглаживая ладонями курчавые волосы.

В зеркале отражалась вся комната, обставленная старинной мебелью, семейные фотографии в черных узорчатых рамочках, большие часы с кукушкой, растворенная в темную спальню дверь.

— Знакомьтесь, ребята, вот это и есть председатель нашего поселкового Совета, товарищ Фишер, Карл Иванович — мой хороший приятель.

— Очень хорошо, гут! Твои друзья — есть мои. Прошу ожидать. Зетцен зи зих, садитесь! Будем пить молодое вино, — улыбнулся Фишер.

— Ты не особенно беспокойся, Карл Иванович! — дружески сказал Кудряшев. — Закусочка у нас своя, а вот винца ни у кого, кроме тебя, попросить неудобно.

Фишер вышел через кухню во вторые сени, а гости расселись вокруг покрытого суконной скатертью стола.

— Это что же, все хозяйская родня? — громко спросил кто-то, кивая на фотокарточки.

— Родня-то у него большая, а живет один-одинешенек. Дети в Сарепту уехали, жена померла от тифа, — так же громко ответил Кудряшев, осматривая комнату.

У Фишера явно никого не было. Предположение не оправдалось: видимо, приехавший к нему под вечер неизвестный человек — о появлении его сообщил наблюдавший за домом Фишера боец — успел уехать незамеченным. «Проглядели мы его!» — с досадой подумал Кудряшев,

Вскоре Фишер вернулся с вином. Компания сразу оживилась, разложили на столе принесенную с собой закуску.

Первый тост, как и полагается, был произнесен за хозяина, второй за то, чтобы подольше ремонтировалась «Валюта», — кому охота плавать в окаянную штормовую погоду!..