Луцилла поняла, что эти создания умеют говорить, но пока не могла оценить степень владения языком.
– Мне кажется, что они и тебя морят голодом. Ты не хочешь меня съесть?
– Есть. – В голосе прозвучал неподдельный интерес.
– Я бы хотела быть твоим Дрессировщиком.
– Ты Дрессировщик?
– Ты бы подчинялся мне, если бы я была им?
В полу отодвинулась панель, и из-под нее поднялось тяжелое кресло Королевы Пауков. Ее самой пока не было, как не было и сомнений в том, что она подслушивает разговор.
Футар смотрел на Луциллу с нескрываемым интересом.
– Дрессировщики держат вас в клетках и морят голодом?
– Дрессировщик? – явная вопросительная интонация.
– Я хочу, чтобы ты убил Великую Досточтимую Матрону. – Это не должно его удивить.
– Убить Даму!
– И съесть ее.
– Дама ядовитая. – Отказ.
– Она не ядовитая, у нее такое же мясо, как и у меня.
Футар подошел поближе, насколько позволяли размеры клетки. Левой рукой он оттопырил нижнюю губу. На внутренней поверхности слизистой виднелся рубец от ожога.
– Видишь яд, – сказал футар и опустил руку.
Насколько велик интеллект футара?
– Яд горький?
Футар скорчил гримасу и яростно сплюнул.
– Ты ненавидишь Даму?
Футар оскалил клыки.
– Ты ее боишься?
Презрительная усмешка в ответ.
– Тогда почему ты не убьешь ее?
– Ты не Дрессировщик.
Вошла Великая Досточтимая Матрона и опустилась в кресло.
Луцилла снова приняла веселый вид.
– С добрым утром, Дама!
– Я не разрешаю тебе так меня называть. – Голос был тихий, но в глазах заплясали оранжевые огоньки.
– Мы с футаром успели побеседовать.
– Я знаю. – В глазах стало больше оранжевой краски. – Если ты совратила его…
– Но, Дама…
– Не называй меня так! – Она вскочила с кресла, глаза полыхали оранжевым пламенем.
– Сядь и успокойся, – сказала Луцилла. – Здесь не место для допроса. Сарказм – очень опасное оружие. Вчера ты говорила, что хочешь продолжить нашу с тобой дискуссию о политике.
– Откуда ты знаешь, что это было вчера? – Она села, но в глазах продолжал бушевать огонь.
– У всех воспитанниц Бене Гессерит есть такая способность. Мы быстро начинаем чувствовать ритм любой планеты.
– Странное дарование.
– Это может делать каждый. Дело только в направленном обострении чувств.
– Я могу этому научиться? – Оранжевые огоньки начали гаснуть.
– Я же сказала
– Почему ты говоришь, что у вас, ведьм, нет правительства?
– Я говорила не это. У нас нет правительства в обычном понимании этого слова.
– У вас нет даже социального кодекса?
– Нет такого общественного кодекса, который учитывал бы все потребности. То, что в одном обществе считается преступлением, в другом может быть моральным императивом.
– Народы всегда имеют правительства. – Оранжевые сполохи в глазах совершенно потухли.
– Люди всегда занимаются политикой. Я говорила тебе вчера об этом. Политика – искусство выглядеть честным и открытым при попытке скрыть все, что возможно.
– Вот вы, ведьмы, и скрываете все.
– Я этого не говорила. Когда мы произносим слово «политика», это служит предостережением и предупреждением всем Сестрам.
– Я не верю тебе. Люди всегда образуют некую форму…
– Соглашение?
– Это такое же слово, как и всякое другое.
Луцилла молчала, и Великая Досточтимая Матрона подалась вперед, продолжая:
– Ты что-то скрываешь!
– Разве это не мое право скрывать от тебя вещи, которые могут помочь вам сокрушить нас?
– Я так и думала! – На лице написано удовлетворение.
– Однако почему бы и не открыть их? Ты думаешь, что для власти всегда есть ниша, которую можно без труда заполнить, но не видишь, что именно это говорит о моей Общине Сестер.
– Пожалуйста, просвети меня.
– Ты веришь в то, что все на свете покоится на инстинктах, движущих людьми с времен племенного строя и еще дальше. Старейшины и вожди. Таинственная Мать и Совет. А до этого Сильный муж (или Жена), которые следили за тем, чтобы все были накормлены, чтобы всех согрел огонь, горящий у входа в пещеру.
– Это очень доходчиво, я вся поняла.
– О, я согласна. Эволюция форм видна каждому невооруженным глазом.