Капюшон, фары, пистолет Марголина

Понимая, что сейчас будет происходить, хозяин дома, сжав зубы и закрыв глаза, поставил ладонь на журнальный столик, находящийся перед диваном, и раздвинул пальцы в стороны. По дому пронесся сначала громкий крик, а затем тихий стон. Чех прижал ладонь к груди, обхватив ее второй рукой. Причиной боли послужил отчаянный удар Фомы рукояткой пистолета по указательному пальцу, выполненный со всей его звериной жестокостью. Происходящее ему нравилось, он даже улыбнулся и пошутил:

– Ну вот, теперь в носу ковыряться не сможешь.

Сквозь тихий стон чеха послышался плач. Где-то рядом, тихий-претихий. Кто-то всхлипывал поблизости, не в силах больше скрыть эмоции от происходящего.

– А это еще кто? – улыбнулся Фома и встал с дивана, опираясь рукой о плечо должника.

Чех занервничал. Он поднялся вслед за своим мучителем, но тут же получил удар кулаком в живот и, согнувшись, присел обратно. Плач был слышен из детской.

– Идите проверьте, – приказал Фома молодым сообщникам и с презрением посмотрел на Кирилла, подчеркнув тем самым, что неформальным лидером остается он.

Пуля и Муха умчались в детскую и спустя полминуты привели в гостиную девочку лет восьми, одетую в пижаму с розовыми слониками. В руках она крепко сжимала плюшевого мишку и едва сдерживала слезы. Кристоф снова вскочил с дивана и в отчаянии громко закричал.

– Передай этому ублюдку, что если он не закроет свою пасть, девке будет плохо, – сказал Фома Сухову.

Затем он приложил свою толстую ладонь ко лбу чеха и резким толчком усадил его обратно на диван.

– Д-д-девочка здесь ни при чем, – заикаясь ответил ему Сухов. – Ув-в-ведите ее обратно в-в-в комнату, ни к-к-к чему ей в этом участвовать.

– Да нет, ты не прав, – злобно улыбаясь, возразил Фома. – Девка будет нашим ключом от сейфа этого скряги. Сейчас мы с ней позабавимся у него на глазах, и он сразу вспомнит, куда бабки сныкал.

Девочка еще крепче сжала в руках плюшевого мишку, по лицу ее текли слезы. В смертельном испуге она смотрела на отца, который в отчаянии дрожал под дулом пистолета Фомы, направленного в его голову.

– Что скажешь, Муха? Как тебе чешские девочки? – засмеялся Фома, на что Муха расплылся в идиотской улыбке, сам не понимая, рад он тому, что вокруг происходит, или нет.

– Отпусти девочку, я сказал! – вызывающе прикрикнул Сухов.

– А то что?! – возмутился Фома.

Он передернул затвор пистолета и направил ствол в переносицу Кирилла. Сухов уже был на взводе. Точка невозврата наступила. Левой рукой он схватил запястье Фомы, отведя пистолет в сторону от своего лица, одновременно с этим правой выхватил оружие за ствол и рукояткой нанес резкий удар по виску толстяка. Фома, успев крикнуть что-то невнятное, упал на диван рядом с перепуганным чехом. Девочка вырвалась из рук Мухи и с визгом сквозь слезы убежала обратно в детскую.

Муха выхватил свой пистолет, передернул затвор, но не успел навести его на Сухова, – тот сразу же выстрелил ему в голову, оставив сквозную дыру по самому центру широкого лба. В белоснежные оконные шторы, висевшие позади Мухи, впечатались брызги крови и ошметки его мозга. Раздался звон стекла, и по полу посыпались осколки.

Второй бандит хоть и носил гордую кличку Пуля, оказался вооруженным лишь ножом. Он бросился с ним на Сухова и сразу же получил две пули в грудь, рухнув рядом с диваном.

В это время Фома, оклемавшись от удара в висок, вцепился в Сухова, выбил у него из рук пистолет и повалил на пол. Весом лысый громила намного превосходил Кирилла, – Фома удерживал его на полу, придушив одной рукой за шею, а второй дотягиваясь до лежавшего рядом ножа, выпавшего из рук застреленного Пули. Схватив нож, Фома с бранными криками нанес им удар Сухову в живот, засадив его по самую рукоятку, затем еще один и еще. В порыве ярости он так бы и наносил удары до изнеможения, но на голове его вдруг оказался плед, который накинул сверху Кристоф. Отчаянный чех повис на шее Фомы и тщетно пытался выбить нож из его руки. Фома поднялся на ноги и с диким рыком, словно раненый зверь, которому нечего терять, сбросил с себя чеха, а вслед за ним и плед.

Обезумевший Фома с окровавленным ножом в руке двигался на Кристофа. С новоявленным питерским бригадиром, который оказался слишком сентиментальным для такой работы, покончено. Теперь очередь жадного чеха. Фома кипел от ярости. Три трупа, малолетняя свидетельница в соседней комнате, – он уже не думал, что делать дальше. Инстинкты взяли верх над разумом и твердили Фоме: «Убей их всех!» Кристоф, лежа на спине, в панике отползал от надвигающегося на него жирного психа. «Дочь. Дочь! В доме моя дочь! Я не могу ее так оставить!», – в панике думал он, но не знал, что делать.

Бах! Толстяк замер в изумлении. Он приложил руку к груди и развернулся вполоборота назад. Бах! Вторая пуля вошла в грудь лишь в сантиметре от сердца.

– Тварь, – прохрипел Фома, замахнувшись из последних сил ножом на Сухова.

Кирилл лежал на боку, истекая кровью, и трясущейся рукой направлял пистолет в сторону Фомы, пытаясь прицелиться.