Капкан любви

— Да? Это Майк Мичинелли. — Майк сел на стул. Кажется, его вызывали домой. — Ты хочешь, чтобы я вернулся в Лондон, Фиц?

— Дьявольски. И немедленно.

— Большие новости, Фиц, ты слышал? О том, что случилось сейчас? Ламонт отступает, стерлинг падает — держу пари, что до 2,60, как по-твоему? Что за день, босс, что за день! Ты говоришь, шведы установили курс на пятьсот процентов? Неужели ты веришь этому?

— Майкл, я хочу, чтобы ты ушел из отдела.

— Ты разыгрываешь меня.

— Нет. Оставь отдел и иди в офис Ломбарди на шестой этаж. Там пусто, так как Ломбарди сейчас сидит за дверью моего кабинета. Иди туда и немедленно позвони мне по личному телефону. Понял? Сделай это немедленно.

Майк озадаченно тряхнул головой, положил трубку и, быстро пройдя через этаж сделок, вызвал лифт. Он поднялся на шестой этаж и дошел до углового кабинета Ломбарди. Секретаря Ломбарди не было поблизости. Майк вошел в кабинет, закрыл дверь и позвонил Фицу.

— Майкл, — сказал тот. — Это — то самое событие. Рынок пошел в том направлении, которого мы ждали.

— Не понимаю, о чем ты говоришь, Фиц.

— Тогда слушай внимательно. Я скажу это только однажды. Ты не будешь партнером, Майк — ни в этом году, ни в следующем, ни до самого двухтысячного года. Мы хотим купить «Хэйз Голдсмит». Ты хочешь заработать много Денег. Я тоже. У нас одни и те же нужды. Все, что ты должен сделать — это позвонить Глории Мак-Райтер. Позвони этой суке и договорись с ней, чтобы она подтвердила, что заключила с тобой сделку сегодня, до четырех часов дня по лондонскому времени. Ты продал ей один миллиард фунтов по курсу 2,778 к немецкой марке — с этой ценой закрывался лондонский рынок — в четыре часа дня, сегодня. Сам выпиши документ на эту сумму, и она пусть выпишет такой же документ. Ты получишь пять миллионов фунтов премии к тридцать первому декабря. Ты меня слышишь? Пять миллионов фунтов! Сколько дать Глории, решай сам. Вы с Глорией можете делать все что угодно. Хочешь оставаться в банке — оставайся. Если захочешь вытряхнуться оттуда и начать собственное дело, я поддержу тебя.

Майк долго молчал.

— Фиц, мне все это очень не нравится, — ответил наконец он.

— Доверься мне, Майк. Тебе все это очень понравится. Я улажу все, что только ни придумает твоя дурацкая фантазия.

— А как быть с магнитофонными записями, Фиц? Все сделки записываются на ленту.

— Но не эта, Майк. Выслушай меня. Когда ленты берут, чтобы их прослушать?

— Когда сделка спорная.

— Правильно. Ну, а эта сделка не будет спорной. Ты зарегистрируешь ее, а когда завтра утром в «Хэйз Голдсмит» все выяснится, Глория подтвердит, что заключила ее, ведь так?

— Кто-нибудь может настоять на прослушивании лент.

— Никто не будет прослушивать ленту, Майк. Единственного парня, который может это сделать, нет в стране. Когда он вернется в Лондон, все уже закончится. Лента будет стерта, данные пропадут.

— Мне не нравится это, Фиц, — не соглашался Майк. — А если кто-то докопается?

— Об этом будут знать только три человека, Мичинелли. Ты, я и любезная дама. Уж не думаешь ли ты, что я проболтаюсь? Или ты думаешь, что Глория явится к боссу и скажет — эй, сопляк, посмотри, законно я протрахала твои деньги или это была жульническая сделка? Или, может быть, ты кому-нибудь расскажешь? Я в этом сомневаюсь. Не забудь — чем больше тянешь с делом, тем труднее его сделать. Итак, скажи мне одно, Майк.

— Что?

— Ты заключил сегодня сделку с Глорией Мак-Райтер?

Майк ответил не сразу. Он не мог даже размышлять. Его желудок мутило, в голове стучало — он отдавал себе отчет в том, что принимает жизненно важное решение. Чего же он хотел? Пять миллионов фунтов и пожизненную зависимость от Фица? Пять миллионов и возможность делать все, что захочется? Пять миллионов и свободу? Или дурацкий ноль и самоуважение?

— Разумеется, сегодня я заключил сделку с Глорией Мак-Райтер, — медленно произнес он.

— Прекрасно, Майк. Чем ты торговал?

— Я продал Глории миллиард фунтов стерлингов. Против немецкой марки.

— По какому курсу?

— 2,778 к немецкой марке. Курс, по которому закрылся Лондон.

— Во сколько ты заключил сделку?

— В три часа пятьдесят семь минут вечера, Фиц. Три пятьдесят семь.

— Ты хороший парень, Мичинелли. Счастливо тебе провести время в Нью-Йорке. Ты должен и впрямь хорошо провести этот вечер. Найди себе леди — можно и не совсем леди — и покажи ей, как ты умеешь хорошо проводить вечер. За меня. А затем срочно возвращайся в Лондон. Ну, не слишком срочно, прилетай назад в пятницу, о'кей? А пока нам лучше распрощаться, Майк. Для звонка тебе лучше всего использовать линию Ломбарда, понял?

— Да, я так и сделаю. Рад был поговорить с тобой, Фиц.

— Взаимно. Мне всегда приятно разговаривать с богатыми людьми. Пока, Мичинелли, дружище.

Алекс Фицджеральд положил трубку и набрал телефонный номер Кандиды.