Капкан на спонсора

– Может, маскируется, – выдвинула я свежую идею.

– Может. Но есть и второй адресат, о котором мы по-прежнему ничего не знаем.

– Слушай, а вдруг Аверин действительно спятил и мы вслед за ним? Вдруг не было никакого убийства и жена Козырева в самом деле утонула?

– Это надо бы проверить, – задумалась Женька, я подождала пояснений, не дождалась и спросила:

– Как?

– У нас есть фотография Стеллы, а утонула она совсем недавно, и в гостинице ее должны помнить.

– В Сочи? – вытаращила я глаза.

– Конечно, – удивилась Женька. – Но прежде чем лететь туда, давай здесь разберемся, поищем среди пропавших без вести, авось узнаем что путное.

Я понятия не имела, что путного можно узнать и какая нам от этого польза, но дипломатично промолчала.

– Что еще рассказал Колобок? – спросила я осторожно.

– Тебе что, мало? Разговорить его было непросто.

– А вдруг мы ошибаемся и любовница Аверина не Стелла Козырева?

– Стелла. Все сходится. Конечно, если ты не напутала с именем.

– Не напутала, – обиделась я. – Ты Колобка о ней расспрашивала?

– Нет. Он бы заподозрил неладное, все надо делать постепенно.

– Ее привел к Колобку какой-то художник, и Анька утверждает, что на это были причины. Скорее всего с Авериным она познакомилась не у психоаналитика, а гораздо раньше, и Колобка Аверин выбрал именно потому, что его посещала любимая женщина.

Я кивнула и посмотрела на часы, перерыв заканчивался, а мы так ничего и не решили, и квартира моя по-прежнему сирота сиротой…

– Мне на работу надо, – заметила я.

– Мне тоже надо. Сегодня я к Колобку не поеду, надо его малость выдержать, чтоб покладистее был, так что с работы сразу к тебе. Не задерживайся, сегодня вечером надо проверить пару адресов, я имею в виду женщин, пропавших без вести.

– Может, лучше… – начала я.

– Проверить, – сурово заключила Женька и, поднявшись из-за стола, направилась к выходу, забыв сказать мне спасибо. Я возмущенно покачала головой, поражаясь чужой невоспитанности, и расплатилась за обед, тоскуя о потерянном вечере: болтаться по адресам в поисках неизвестно чего – занятие довольно глупое и энтузиазма у меня не вызвало.

Однако насчет вечера судьба распорядилась иначе. Я шла от троллейбусной остановки к дому, когда заметила Женьку, она перебегала дорогу на красный свет, водители сигналили, а подружка показывала им язык.

– Ты сумасшедшая, – сказала я, когда Женька очутилась рядом.

– Боялась тебя упустить, – запыхавшись, пробормотала она.

– Я иду домой, и ты тоже.

Для Женьки это, конечно, не аргумент, а спорить я не стала, потому что, чем ближе подходила к родному дому, тем тоскливее становилось на душе. В том, что меня ограбили и из квартиры вынесли все до нитки, я не сомневалась. Мы непроизвольно ускорили шаг и через несколько минут вошли во двор. Я подняла взгляд на родные окна и довольно отчетливо икнула. Женька сбилась с шага, посмотрела на меня с недоумением и спросила:

– Ты чего?

Я и сама не знала. Независимо от того, ограбили меня сегодня или нет, я, безусловно, приобрела что-то новое. Точнее, не я сама, а мой балкон. На четырех веревках, натянутых вдоль него, висело белье. Но не это тревожило и томило. Дело в том, что на ветру покачивалось мужское белье, я узнала вчерашнюю майку и пятнистые штаны, да и кроме них одежды хватало: все веревки были завешаны.

– Кошмар! – громко сказала я, Женька испуганно вытаращила глаза, а я у нее спросила: – Это ведь мой балкон?

– Твой, – согласилась подружка, и мы бегом ринулись к моему подъезду. На мгновение замерли перед дверью в ожидании самого худшего, и тут Женька выдала потрясающую идею: – А может, твоя мама приехала?

– Может, – разозлилась я, – и привезла штаны отчима. Только мне как-то не верится, что он ходит в пятнистых штанах.

– Ну, тогда я не знаю, что и думать, – испуганно прошептала подружка, и мы очень осторожно проникли в квартиру, открыв замок Женькиным ключом.

Первое, что бросилось в глаза: некто неизвестный сделал в квартире уборку, не в том смысле, что вынес все более-менее ценные вещи, а в буквальном, то есть пропылесосил и даже вымыл полы (я уже неделю собиралась этим заняться, да все никак), на диване стопочкой сложено выглаженное белье, на журнальном столе в большой вазе стояли розы (девять штук, цветы, которые принес Толик, куда-то исчезли), а на полу возле распахнутой двери на балкон, заняв все свободное пространство моей комнаты, лежал Роман Андреевич в шортах и майке (чистой) и, обняв подушку с дивана, крепко спал.

Женька шмыгнула в кухню и позвала меня оттуда, не повышая особенно голоса:

– Анфиса.

Едва сдерживая негодование, я протопала в кухню: на столе красовался еще один букет, на этот раз хризантемы, и торт в круглой коробке. Женька распахнула холодильник и присвистнула. Я заглянула, так, без всякого любопытства, и тоже едва удержалась от свиста.

– Рубликов на пятьсот потянет, – сообщила глазастая Женька, имея в виду провизию. Она всегда отличалась некоторой меркантильностью. Хлопнула дверцей, выпучила глаза и промолвила: – Что бы это значило?

– Сейчас узнаем, – прорычала я и вернулась в комнату.