Эти ребята были действительно прелестны! Соколовский и сам не ожидал, что до такой степени ему понравится то, что творили на маленькой импровизированной сцене товарищи Натали. Это был театр конечно же любительский, но в нем не оказалось ничего от той «самодеятельности», которая так антагонистична подлинному искусству: ни ложного пафоса, ни многозначительной безвкусицы, ни сумятицы в выражении мыслей. Сюжет, разыгрываемый участниками студии, был расхож и знаком любому театралу, но они внесли в него столько свежести, изящества и молодого задора, что наблюдать за происходящим на сцене было просто радостно.
— Вам нравится? — Натали подбежала к нему во время короткого перерыва — раскрасневшаяся, разгоряченная и такая юная, что он невольно залюбовался ею. — Мы не кажемся вам смешными?
Он искренне покачал головой:
— Совсем нет, напротив. Я с удовольствием работал бы с такими актерами. Я не понимаю языка, но он и не нужен в ваших этюдах. Мелодии движения, интонаций и без того доходят до зрителя. — И, помолчав немного, добавил, рассеянно глядя поверх ее рыжей головки: — Здесь все так естественно и просто, Натали. Естественно, просто и… красиво.
— Правда? — Ее глаза засветились восторгом. — Вы даже не представляете себе, как это важно для нас! Ведь и наш режиссер, и мы все — искренние поклонники вашего московского театра. А уж что тут было, когда я сказала ребятам, что вы мой родственник!..
Она обернулась к сцене и что-то крикнула на своем певучем французском; и в мгновение ока Алексея окружила стайка юнцов с блестящими глазами и разметавшимися волосами — светлыми, темными, золотистыми… Он не успевал пожимать протянутые руки, не успевал запомнить имена, звучавшие со всех сторон — «Николь…», «Жаннет…», «Тома…», — голова у него закружилась от избытка звуков и впечатлений, но головокружение это было приятным, и он не хотел избавляться от него. Студенты что-то говорили ему, добровольная переводчица Натали умудрялась выхватывать из общего гомона какие-то фразы, а он только кивал то одному, то другому и с невольной завистью, свойственной всем сорокалетним, думал о том, как же все-таки хороша молодость. Даже утомление придавало этим ребятам не вялость, а какую-то особенную медлительную грацию в движениях; даже запах пота в их плотном кружке казался не отталкивающим, а здоровым, спортивным и почти возбуждающим. Точно так же он, бывало, воспринимал и ощущал Татку, когда она прибегала со своего шейпинга, которым одно время увлекалась, и вихрем проносилась мимо работающего в кабинете Соколовского, одаривая отца поцелуем на бегу и обдавая той самой аурой спешки, свежести и отчаянной, безграничной молодости…
— А как вы думаете, мсье Соколовский… — раздалось над его ухом на довольно-таки плохом английском, и он моментально вернулся с небес на землю. Спрашивала высокая, томная девушка — кажется, это она произносила имя Николь, решил он, — по-хозяйски державшая руку на плече парня, который был на полголовы ниже ее. — Как вы думаете, что нужно сделать, чтобы чувствовать себя на сцене уверенней? Понимаете, нам всем не хватает артистического опыта.
Алексей подумал, что как раз этот-то опыт и убивает иногда всю непринужденность молодежного театра, но не стал выражать своего мнения вслух. Он понимал, что его и пригласили сюда для того, чтобы он научил их чему-то… да все равно чему, лишь бы это исходило от такого мэтра, каким, по-видимому, считали его актеры крохотной студии.
— Можно попробовать упражнения, которые я обычно предлагаю своим ученикам. Если хотите, давайте попробуем…
— Йо-хо! — пронесся по залу восторженный клич, и окружавшая его молодежь мигом оказалась на сцене.
Он привычно разделил ребят на несколько групп, общаясь с кем-то на допотопном английском, а с кем-то — с помощью Натали, которая не отходила от него ни на шаг, и объяснил правила игры. Задачей студийцев было выполнить этюды на заданные темы — частью романтические, частью комические, — причем эти темы группы придумывали друг для друга сами. Мало-помалу задания усложнялись, обрастали дополнительными подробностями. Например, разыграть сценку без единого слова, только с помощью пластики, или же ввести в этюд известную музыкальную фразу, или построить все действие вокруг шляпы одного из актеров и так далее. Работа шла истово, Алексей едва успевал реагировать на вопросы и замечания, сыпавшиеся со всех сторон, но это не было ему в тягость. Атмосфера фейерверка и творчества была привычна для него — ведь именно так он всегда и проводил занятия с собственными студийцами и, несмотря на то что до сих пор не хотел возвращаться к театральным будням, оказывается, успел соскучиться по ним.