Капли битого стекла (СИ)

Эрик Эрвин обиженно надул губы, явно понимая, что ему ничего не светит; он встал, накинул на свои плечи куртку и стал собираться к выходу: действительно, что-то они засиделись в баре. Даже за окнами немного посветлело, а им ещё надо отдать артефакт на хранение Хедроксу Бесконечному и до восхода солнца быть в замке Вольфенштейн, чтобы никто ничего не заподозрил. Все стали одеваться: заматывались в шарфы, надевали плащи, застёгивались и расплатились с барменом деньгами и чаевыми – купюры двух стран – чем не большой куш?.. Наконец, когда они уже направлялись к выходной двери, Эрик Эрвин первым вышел на улицу, тут же ощутив на себе морозный ветер, снующий в горах Гаркейн; Зигмунд и Рейн выходили последними, но неожиданно немец остановился, обратившись к полукровке:

- И ты всё ещё считаешь его милым?

- Да, - дампир кивнула и развернулась к нему, - но мой ариец всё равно намного лучше.

- А ещё?..

- А ещё он не умеет завязывать свой шарф, - закончила Рейн, поправляя шарф на шее немца, поцеловав Кригера в скулу. – Идём, у нас ещё очень много работы. Иначе не дождёшься волшебного вечера.

- Всегда твой, моя фройлян.

Она снова подарила ему ободряющий поцелуй и, взяв за руку, повела в сторону выхода. Зигмунд улыбался ей, а в голове крутились слова, случайно оборонённые в его сторону герром Эриком Эрвином. Но ему не хотелось расстраивать Рейн: сначала они проводят её бывшего напарника, а затем пойдут заканчивать начатое. А после…

Будет долгий разговор и принятие единственного важного решения.

И тогда назад дороги уже не будет.

Но ради фройлян… Зигмунд Кригер готов пойти на такой шаг.

Любовь к ней делала его иногда безумным.

========== -14- ==========

Он не призрак в доспехах, но хотелось быть им; не совсем человек в обычном плаще – читай как открытую книгу. Сигарет в кармане не оказалось, и пальцы, затянутые в ткань перчаток, ухватились за пустоту; второй рукой же держал ключ – металл обжигал через дублёную кожу, но он так и не решался открыть дверь, будто боялся, что потайные страхи, перекатывающиеся в голове игольчатыми шариками, окажутся бомбами в реальности. Его не было здесь относительно не долго – столько, сколько нужно, чтобы решить загадки безумной тени, прячущейся во Франции – так далеко, так близко; Гамильтон Киллиан не виноват, но Стренджер не мог позволить себе взвести курок, спустить пулю в того, кто ненавидел монстров, за которыми охотился многие года.

Они одинаковые, но одновременно разные.

Своё же отражение он убил чужими руками ненавистного существа.

Джошуа нервно сглотнул, стоял истуканом, словно боялся сделать единственный выбор: открыть дверь и узнать обо всём, но в голове чужой голос противно шелестел, и он обо всём давно догадывался – не способности, так – наборы чувств, которые работали как слаженные инструменты и никогда его не подводили. Сейчас тоже: сердце бешено стучало в груди, и Стренджер, отмеряя мысленно секунды, постоянно сбиваясь на пяти-шести, наконец, сдался: ключ противно хрустнул в замочной скважине, и мужчина навалился плечом, открывая скрипучую дверь: темнота давила на глаза, тишина резала слух… Но он всё видел, всё слышал, и происходящее пугало, но свои эмоции он давно закрыл на замок.

Спокхаус – место, за последнее годы ставшее ему домом, теперь пустовало; словно иллюзия, носящее в себе вспышки чужой памяти: он помнил одно, а выглядело всё совершенно иначе. Джошуа сделал шаг вперёд, закрывая двери, полез в кобуры на ремне за пистолетами, ожидая подвоха, но… ничего не происходило. То, за что он боролся, ныне мертво: словно маленький смертельный смерч пронёсся по всему комплексу, не оставляя никому шанса. Перевёрнутая разбитая мебель, глубокие борозды царапин на стенах, лужи крови, стекающие ручьём в одно единственное место – словно манили, словно приглашали взглянуть на состоявшееся.

Стренджер знал: никого не осталось; все мертвы.

И всё равно шёл на зов неизвестного.

Каждый шаг отдавался эхом, что катился набатом по узким коридорам; мужчина старался не отвлекаться, но замечал, как в углах затаились обглоданные трупы бывших сослуживцев, не успевшие даже взглянуть в глаза собственной смерти: неестественно вывернутые, с ликом ужаса, они просто лежали грудами мешков, и только часть их одежды выдавала в них знакомых Джошуа людей: Молох, Кхен Ригзин, Габриела Августини, Элспет Холлидей, Хэпскомб… Он запомнил каждого мертвеца, воссоздал в голове по кусочкам разрубленных тел эпизоды, кто, когда и при каких обстоятельствах отправился на тот свет. Стренджер не верил в Бога, но сегодня сделал исключение: и попросил упокоить души за то, что подвёл их.