«Совсем одурел, – жаловалась Дарья Сергеевна соседке. – Такие деньги угрохал, заказал четыре плиты с разными портретами, а потом три велел разбить при нем в крошки. Боялся, что лицо учителя будет валяться на какой-нибудь свалке». Соседка по дому Алена, пышная хохлушка в медово-яичной маске на лице, кивала головой. «Отож! Кабы мне завещали квартиру в Москве, я б десять таких памятников заказала!» Дарья Сергеевна поджимала губы, понимая, что об этом вот уже два года говорит весь ЖЭК, и гневно шипела: «Великий учитель оставил наследие великому ученику. А вы, торгаши, сами себе заработаете!» Она очень полюбила эту квартиру, обставленную Филизугом с большим вкусом. Особенно ей нравилась огромная, по меркам Н-ска, кухня с зеленой каменной столешницей, на которой она замешивала тесто и крошила салаты к приходу Славочки. В модной плите с гигантской духовкой и варочной панелью всегда поднимался пирог, булькал борщ и шкворчали оладушки.
С недавнего времени Славочка начал приводить домой Ванессу – крошечную худенькую брюнетку с бойкими глазами, усаженными рядами мягких черных ресниц так, будто пришлось побрить норковый воротник, чтобы нашпиговать мехом ее веки. Ванесса была скрипачкой из Франции, весьма популярная на своей родине. Ее нашел Сайгонский во время гастрольного тура Славочки по городам Европы. Сметливым взглядом он сразу оценил, как трогательно будет выглядеть на сцене эта пара – статный Славочка и хрупкая, всегда с обнаженной фарфоровой спиной Ванесса. Они встретились в парижском кафе, после того как Сайгонский пригласил ее на Славочкин концерт. Разгоряченный Иван Захарыч в красках расписывал Ванессе перспективы и гонорары. Она слушала растерянно, теребя пальцем завиток на коротких волосах, и беззастенчиво рассматривала Славочку. На следующий день на репетиции в небольшой комнате парижской консерватории Ванесса решительно закрыла дверь на замок, подошла к Славочке и обвила его шею кукольными ручками.
– Целюй меня! – Она увлекалась русским языком, гордясь тем, что кто-то из ее предков бежал из Петербурга в Европу после революции 1917 года.
Славочка оторопел, замотал головой, как бестолковый бычок, бессмысленно замычал. Ванесса цепко обхватила его голову и сама впилась ему в губы. Славочка запаниковал. Он не знал, что делать со скрипкой и смычком, куда пристроить руки. У Ванессы была бархатная кожа, пахнущая белыми простынями, и прохладные нежные ладошки. Она походила на новенькое миниатюрное мыльце, которое выкладывали в дорогих отелях на сияющий фаянс раковин. Соприкасаясь со Славочкой, Ванесса размылилась, стала влажной, потеряла форму и выскользнула из рук.
– Совсем не нравлюсь? – удивилась она.
– Ты очень хорошенькая, Ванесса, – зачем-то по-английски ответил Славочка.
– А почему равнодушен? – напирала она по-русски.
– Я просто растерялся.
– У тебя есть любимая в России?
– Нет.
– Ты – гей?
– Нет.
– Тогда я всему тебя научу. – Она посмотрела в его глаза, будто оценивала масштаб предстоящих вложений в учебу и процент окупаемости.
– Давай продолжим репетировать. – Славочка попытался перевести разговор. – С третьей цифры ты вступаешь очень напористо, думаю, тебе просто нужно влиться в мою тему.
– Я попыталась влиться в тебя, но ты не захотел.
У Ванессы была прекрасная техника, ее маленькие пальчики летали по грифу, будто к каждому из них были приделаны мультяшные крылышки. Смычок подпрыгивал, взмывал стремительно и опускался, пружиня на струнах в балетном плие. На зрителей она производила неизгладимое впечатление: крошечная и метущаяся феечка с кожей цвета английского фарфора и головой одуванчика, опыленного сажей. Славочка наблюдал за ней увлеченно, как за диковинной зверюшкой, коалой или сурикатом, умиляясь, как движения лапок-мордочек напоминают наши, человеческие. Музыку он не слышал. «Пропускай ее через яйца, кретин, через легкие, через глотку, слышишь!» – всплывали в памяти вопли Филизуга. Ванесса не пропускала музыку ни через то, ни через другое, ни через третье. Бах, Шуберт, Стравинский отскакивали от нее, как горошины от новенького ламината. Впрочем, Славочкины терзания рикошетили от нее тем же образом. Ванесса поставила цель – завоевать русского Паганини – и карабкалась вверх, ловко цепляясь лапками за сучки и ветки.
– Славочка не болел тяжело в детстве, Дария? – беззастенчиво спросила она Дарью Сергеевну, когда он впервые пригласил ее домой.
– Нет, а что? – Мама подняла на нее изумленные глаза, продолжая острым ножом шинковать морковку в салат.
– Он взрослый мужчина, а не знает секса. – Ванесса следила за пулеметной очередью, с которой оранжевые кусочки вылетали из-под ножа.
– Его секс – это музыка. Начни с душевных разговоров, приучи его к себе, приготовь что-нибудь вкусненькое, – поучала Дарья Сергеевна. – На вот, строгай огурец.
Ванесса взяла огурец в маленькие ручки, внимательно осмотрела его со всех сторон, будто видела впервые.