Я вдруг покраснел. Так она что, это… Да нет же, вон как красиво пишет. Что, мол, рассказы ей мои интересны и ни разу не скучны, потому что мой французский язык ей приятен, пишу не как во французских книгах, а будто прямо перед ней стою и лично все говорю. Что, мол, ей нравится такие вот упражнения в языке, живые да с простыми оборотами, без всяких там книжностей. Особенно приятно, что я пишу ей о бытовых вещах, о которых во французских романах никогда не напишут, а значит, и в языке упражняться через романы возможности нет.
Вот же блин горелый!
— Да ты не красней. Пиши, конечно. Черкасские нашему полку много чего хорошего сделали. Да и генерал Лопухин — он такой, ему не вредно побольше знать.
— А кому вредно? — на автомате спросил я.
— Да как тебе сказать… Вот, к примеру. Думаешь, просто так полковник нашего капитана в казематы заточил?
— Так за дуэль же!
— Не, ну это ты перегибаешь, Александр Степанович! — вмешался ундер-офицер Годарев. — Капитан Нелидов — нормальный офицер! Свой, пусть даже из гвардейских!
Мужики загалдели на все лады, оправдывая капитана Нелидова, а Фомин лишь загадочно разводил руками. Мол, я сказал, вы услышали, пояснять ничего не буду.
Спор утих сам собой, потому как я снял с мангала вторую партию шашлыков, и ундер-офицеры активно заработали челюстями.
День потихоньку клонился к вечеру. Небо снова затягивало тучами.
— Ну, братцы, хорошо посидели, но пора и честь знать, — провозгласил конец застолья ундер-офицер Максим Годарев. — Спасибо за мясо, Жора. Следующее угощение с меня. Пойду сейчас кликну Силу Серафимовича, будем с ним сегодня тетеревов на вечернем току бить. Кто со мной?
— Тетерев — дело хорошее, — одобрительно хмыкнул капрал Смирнов — только их в августе бить надо. Сейчас они с зимы уж больно тощие.
— Так кто его знает, где мы в августе будем. Может, там, на неметчине, и вовсе тетеревов не водится. А так Сила их приготовит — пальчики оближете. Будет не хуже, чем этот Жорин…
— Шашлык, — подсказываю я.
— Да, вот он.
И правда. Хорошо посидели, но пора и в роту. За парнями нужен глаз да глаз. Дожди закончились, зато весна началась. Душа у людей радуется, а рядом деревенские бабы, а у солдат какое-никакое жалованье есть… Не время ребятам сейчас семьями обрастать. Так что на вечер их надо озадачить чем-нибудь эдаким.
Не, ну Черкасская, конечно… Неужели она вот ради этого со мной ужинала? Вот же коза! Так ей и напишу. Или… вообще писать не буду! Тоже мне, нашла тут осведомителя. За кого она меня принимает вообще? Точно. Не буду писать! Пусть себе другого такого дурачка ищет.
По возвращении в деревню, в которой наша рота стояла форпостом, нас встретил денщик Нироннена, Федька Синельников.
— Господа… это… Тут господин Нироннен просил передать, что в Якобштадт прибыл курьер из Риги. Если кому вдруг какие письма передать надо или еще как — в общем, он завтра утром уезжает, может с оказией это самое…
— А что курьер? Что привез, с какими вестями?
— Да я ж откуда знаю? — фальшиво изумился Синельников.
— Федька, не выделывайся, чай, не девка на выданье. Что за приказ курьер привез?
— Так это… Все, кончилось наше стояние. Выступать сказано. Не прям завтра, конечно, но уже скоро. И еще это самое… Жора, господин поручик просил напомнить, чтобы ты как на чай к нему придешь — не забыл письмо забрать. Только что с оказией передали. Вот.
— Жора! Жора, что это? — взволнованным шепотом спросил меня Сашка.
— Не что, а кто. Верблюд, — отвечаю я.
— А что он тут делает?
— Пасется.
Такой ответ его устроил. Шагает, строй держит, смотрит прямо. Хотя по напряженному выражению лица видно, что ему стоит больших усилий не вертеть головой и не глазеть на верблюда. Но молодец, справляется.
И правда, что такого-то? Ну пасется пара коричневых мохнатых верблюдов рядом с дорогой. На нас внимания не обращают, головой не вертят, не спрашивают друг друга на своем верблюжьем — это, мол, что за рота такая марширует? Какого полка, почему раньше не видали? Вот и нам так надо. Идем себе и идем. Реабилитированный полковником капитан Нелидов и командир батальона майор Небогатов — впереди, на конях. За ними — полковой знаменосец с двумя подпрапорщиками по бокам, затем наш Семенов со знаменем роты, и пара барабанщиков, тихо задающие ритм. Один короткий удар на четыре шага. Рота — следом, в колонну по четыре.