Капрал Серов: год 1757

Только если ближе к берегу подойти — комары достают. А чуть подальше назад отойдешь — там дым от пожара по земле стелется, медленно уползая в сторону моря. Да едкий такой дым, вонючий. Не обычный дым мирного костра, а злой след городского пожара, с примесями смолы, гнилого дерева и прелой тряпки.

Комары, кстати говоря, здорово мне помогли сегодня. После той общей молитвы перед выступлением я был в каком-то странном состоянии. А потом ведь еще и напутственная речь молодого генерала Салтыкова была. Серьезная такая речь, проникновенная, с пафосом и громкими словами. Аж до печенок пробрало. Вот она, война! Настоящая! Сейчас мы пойдем туда, где все всерьез, взаправду, и будем, значит, делать это самое. Ну, когда «не посрамим отечество» и тому подобное. Воображение уже рисовало мне картины, как я со шпагой в руках стою на руинах вражьего замка, а под ногами тысячи поверженных врагов, и какой-нибудь генерал вешает мне на шею орден… Даже начал придумывать, как буду описывать свой какой-нибудь героический подвиг в письме Марии Абрамовне.

А потом мы вышли из редкого соснового бора и потопали по дороге, оставляя по левую руку небольшое заболоченное озерцо. И у этого самого озерца голодные июньские комары тучами атаковали вкусных русских гренадер.

После того, как я несколько раз отшлепал себя по щекам, отбиваясь от назойливых кровопийц, — в голове немного прояснилось. Сразу вдруг вспомнилось, что я тут вообще-то капрал. А мои солдаты бредут неровными рядами, спотыкаются об каждую кочку и вообще витают мыслями в облаках. Пришлось взять в руки капральскую трость и спешно приводить ряды к параллельному виду.

— Держать строй!

Как только я перестал грезить о подвигах и занялся своей капральской работой — волнение тут же улетучилось. Вести колонну ровными рядами — дело понятное, известное, многократно отработанное. Держим строй, братцы.

* * *

К середине ночи гарнизон крепости успокоился. Стук по дереву стих, перестали доноситься зычные крики командиров. Когда в очередной раз выглянула луна — мы смогли различить несколько фигур, идущих по узкой полосе пляжа между их берегом реки и крепостным валом.

— Слушай, Ефим, — позвал я крестного, — а чего это они там гуляют?

— Ясно чего, — пожал плечами крестный, — ходят рундом, проверяют, не переправляется ли кто тайком. А то вдруг мы ночью пойдем на приступ? Говорю же — серьезно у них тут все.

Патруль, значит? Хм…

— Так может, пуганем, а? Ну так, для острастки? Пусть думают, что и правда готовимся!

Треуголка Ефима развернулась ко мне. Я не разглядел выражения его лица, но голос был насмешливый:

— Ты хоть один плот на берегу видишь? Да и какой смысл пугать? Только патроны зазря сожжем.

— Погоди. А они-то видят? Ну эти… плоты!

Крестный покачал головой.

— Да бес их разберет, чего им оттуда видно.

— Вот! А в темноте всякое померещиться может. Степан! Подойди-ка!

От самой границы дыма в мою сторону выдвинулась тень.

— Слушай, Степа… Ты же всю зиму с пушкарями общался…

— Ну, есть такое, — буркнул Степан.

— Скажи, а пушка — ее как вообще на цель наводят?

— По сторонам если — руками двигают. А на дальность ежели — тогда клиньями. Там у станка деревянная оснастка есть. Вот если надо дуло выше или ниже поднять — берут клинья и молотом подбивают.

— А это долго — подбивать да на цель наводить?

Степан задумчиво хмыкнул:

— Ну так… не то чтобы прям долго, но повозиться придется.

— Вот! — я повернулся к Ефиму. — Так, может, все-таки пугнем? Пусть наводят свои пушки прямо на берег. А как рассветет, то глядишь, та минуточка, что они будут перенацеливаться в поле, — нашим на пользу пойдет. А?

Крестный скептически хмыкнул.

— Все тебе неймется, Жора. Хотя… — Ефим повел плечами, словно разминаясь перед дракой. — А и правда, давай пугнем. Не дело это, что их караульные просто так гуляют, как у себя дома. Они должны за своим валом сидьмя сидеть и дрожать, как зайцы. Неча тут!

Через несколько минут в разные стороны побежали Сашка и Бука — уведомить командиров о наших действиях. Ну а мы перестроились в две линии и двинулись вперед, к прибрежным камышам.

Ну, где вы там?

Где-то через четверть часа на том берегу реки снова показались силуэты патруля.

— На колено. Товьс! — громко и отрывисто скомандовал Ефим. Силуэты на том берегу остановились.

Защелкали курки.

— Целься!

Патрульные явно услышали. Стоят, крутят головами, пытаясь сообразить, откуда кричали.

— Пали!

Я зажмурился и спустил курок. Вспышка была видна даже сквозь сомкнутые веки.

Бабах! Залп двух дюжин мушкетов хорошо дал по ушам, привыкшим было к ночной тишине.

— Заряжай! — командую своим.

Мое капральство встает и делает два шага назад, сквозь наш строй вперед проходит капральство Смирнова и припадает на одно колено.

— Целься!

Луна освещала клубы порохового дыма, потянувшиеся от наших рядов.

Силуэты на том берегу спешно карабкались на четвереньках на крепостной вал и что-то выкрикивали. То ли ругались, то ли докладывали. Блин, надо учить немецкий язык!

Слева, со стороны предмостных укреплений протрещал еще один залп. Ага, вот и соседи подключились к шумихе.