С крепостных стен донеслись какие-то отрывистые команды.
— Отставить! — вполголоса скомандовал Ефим.
Я прибил пулю, вернул шомпол в ложе и закинул мушкет на плечо. Солдаты Смирнова щелкнули курками, снимая их с боевого взвода и поднялись.
— Да, Жора, ты был прав! Слышишь, как сразу застучали-то!
И правда, с того берега раздавался частый перестук молотками по дереву.
— А еще они сейчас заряды в пушках менять будут, — сказал Степан. — Если они в поле целились — значит, у них ядра были. А если пушки на берег наводят — то умнее будет картечь зарядить. Расстояние-то тут для картечи самое то.
— А это долго? Ну, заряды менять?
Степан развел руками:
— Да не то чтобы. Картуз только разорвется, он же бумажный. Пока подцепишь, пока вытащишь — сколько-то да провозишься. Еще, считай, минуточка к той, что ты насчитал, господин капрал.
— Вот! Ефим, давай, может, еще постреляем? Заставим их картечью по нам пальнуть?
Крестный помотал головой из стороны в сторону.
— Не зарывайся, Жора. Шумнули чутка — и будет. Давай-ка лучше людей чуть назад отведем, от греха. А то бес их знает, вдруг и правда пальнут?
Где-то далеко слева громыхнул еще один ружейный залп. Ну и славно. Нечего пруссакам ночью спать. Пусть нервничают и готовятся отбивать приступ.
Ближе к утру справа от нас на берегу моря заплясали огоньки стеклянных фонарей.
— Что это там? — спрашиваю вслух.
Тут же подскочил Сашка:
— Я сбегаю, узнаю?
Ага, так я тебя и отпустил. Еще отчебучишь чего-нибудь, а мне потом за тебя отдуваться. Нет уж. Пошлю туда, наверное…
— Да нечего там узнавать, — проворчал из темноты Семен Петрович, — моряки это.
— А чего это они вдруг по земле ходят, если моряки? Да еще и с фонарями? — с подозрением спросил Сашка.
— А это они, братец, маякуют. Берег помечают, значит. Там сейчас шлюпки по каналу ходят, глубины промеряют. А эти, которые с фонарями, показывают тем, кто на шлюпках, где здесь берег.
Сашка озадачился:
— А зачем им глубины-то промерять? Тут же порт. Значит — корабли пройдут.
Семен Петрович фыркнул:
— В морском деле не так все просто, Заноза! Фарватер знать надо. А тут пока наш генерал ихнему коменданту всякие ультиматумы слал да разговоры разговаривал — с пристани в канал пара баркасов выскочили и все навигацкие знаки прочь поснимали. Теперь, значит, чтобы нашенские корабли не побились — надо весь тутошний фарватер заново промерять. Где какая глубина, где какая мель, и вообще, как сюда корабль заводить. Море, Сашка — это тебе не в носу ковыряться. Целая наука!
— Ишь ты как!
Ефим взял из пальцев Семена Петровича тлеющую трубку и от нее раскурил свою. Выпустил дым в жужжащее облако комаров и с недоверием спросил:
— А откуда ты все это знаешь, Петрович? И словами флотскими так легко сыплешь…
— Давно служу, — Семен Петрович отнял руку от мушкета и потряс в воздухе заскорузлым пальцем. — Наш Кексгольмский полк, знаете ли, в свое время на корабли десантом назначали. Вот тогда и пришлось. И скажу я вам, братцы — упаси нас Господь от такой службы. Хуже нет, чем на кораблях десантом служить.
Отцы-командиры одобрили наш замысел внушить пруссакам мысль о предстоящем ночном приступе, и вскоре вдоль берега от роты к роте стала кататься телега, запряженная парой лошадей. Сидящие на телеге солдаты громко орали в ночь: «Но, пошла!», «Разгружай», «Да что ты телишься, олух?», гулко стучали палками по медному корыту, пытаясь изобразить звук удара веслом по понтону, а лошади ржали в два голоса, притворяясь большим табуном.
Когда небо на востоке начало светлеть — рабочие команды потащили ближе к реке объемные связки соломы. Не знаю, будут они их жечь или нет, но в сумерках эти связки и правда похожи на большие фашины.
Уже на восходе солнца, почти в шесть утра из тыла прибежали посыльные и передали приказ отходить в вырытые за ночь ретраншементы. Они, кстати, были совсем недалеко от берега, метрах в двухстах.
Над морем стелился то ли утренний туман, то ли дым от потихоньку угасающего пожара. По траншее пробежал взволнованный шепоток:
— Братцы, глядите! Корабли! Да близко-то как!
Я приподнялся над траншеей, чтобы внимательнее рассмотреть показавшиеся над берегом мачты, и тут вдруг совсем рядом громыхнуло. Да так, что аж задрожал воздух перед глазами и заложило уши.
— Это что сейчас было? — шевелю губами и не слышу собственного голоса.
— Мортиры заговорили! — рассмеялся Ефим и хлопнул меня по спине. — А ты говоришь — горшки!
— Моща! — довольно крякнул Семен Петрович и показал большой палец куда-то в сторону артиллерийских кеселей.
Над крепостью поднялся дым от разрыва бомбы. Артиллерийский офицер, стоящий рядом с тем кеселем, откуда был сделан выстрел, что-то закричал и замахал руками.
Бабах! Пошла еще одна бомба. Бабах! И еще.
— Накрыли! Ну все, хана бастиону! — удовлетворенно сказал Ефим.
По траншее протиснулся Федька Синельников и дрожащим голосом крикнул, зажимая уши:
— Поручик Нироннен всех к себе кличут! Велено по вон той апроши идти в лагерь. Роте спать приказано!
Вот это дело! Такие приказы я люблю!