Каприс для Кати

Пока маленькая забавлялась с котом, Катя заговорила со старшей.

– Вы кто?

Девочки были похожи, сразу видно, сестры.

– Я – Шура, – ответила старшая девочка в полголоса, – а вот она – Маруся.

– А тут как оказались?

– Немцы пришли к нам…

– Домой?

– Нет, в детский дом.

– Вы жили в детском доме?

– Да.

– И что дальше?

– Немцы пришли, велели всем собираться. Мы собрались. Воспитательница Нина Ивановна сказала, что мы пойдем на площадь. А потом, когда мы шли, она мне сказала, как немцы отвлекутся, бежать и прятаться.

– И вы сбежали?

– Да, маленький Ваня заплакал, Нина Ивановна взяла его на руки, немцы ругались. Я схватила Марусю и забежала в ближайшую дверь. А потом сюда…

– Ты большая молодец! – Катя погладила девочку по темной головке.

Она оставила девочек играть с котом. Маруся перестала хныкать, начала что-то щебетать, забываясь и переходя на громкий голос. Сестра шикала на нее, и малышка закрывала сама себе рот ладошкой.

Катя подошла к Мише, стоящему у маленького оконца. Он напряженно прислушивался. На улице бегали немцы, ездили машины, кто-то громко переговаривался и слышалась автоматная стрельба.

– Чего это они засуетились? – хмуро произнес Миша, – странно это.

Катя почувствовала прикосновение – за спиной стоял Толя.

– Дайте я послушаю, – попросил мальчик.

Миша пододвинулся, Толя встал рядом. Он долго слушал, потом лицо его просветлело.

– Наши идут!

У Кати екнуло в сердце.

– Что ты слышал? – Миша повернул Толю к себе, – откуда знаешь?

– Я по-немецки понимаю, – ответил Толя, – немцы хотят уходить!

Внезапно до Кати дошел смысл сказанного, и она в ужасе распахнула глаза.

– Немцы убьют всех, кого согнали на площадь! И город взорвут! Весь!

В это время раздался оглушительный удар. Снаружи в железную дверь колотили и пытались открыть. Испуганные девочки подбежали к Кате, она обняла их, хотя сама напугалась так, что сердце отрывисто колотилось где-то в горле. Маруся снова заплакала, Шура вжимала ее лицо себе в живот, чтобы те, кто ломился с той стороны, не услышали плача. Толя прижался с другого боку, но Катя заметила, что футляр он держал в этот раз не оберегая, не закрывая своим телом, а как оружие, готовясь ударить первого, кто подступится. Смелый юный мужчина…

Миша выступил вперед. Железная дверь вибрировала и гремела, но открываться не спешила. Толстый засов крепко держал оборону. Неизвестно зачем засов был сделан с этой стороны, но сейчас он спасал несколько жизней. Снаружи еще постучали, было похоже, что дверь открывали плечом и ногами, но, поняв тщетность, ушли. Ребята боялись поверить в везение. Оставив Катю с девочками, Миша и Толя вернулись к окну. Они слушали, и о чем-то шепотом переговаривались.

Катя с ужасом думала о том, что назавтра города не будет. Скорее всего, и людей не будет, потому что она уже поняла, немцы не шутили. Смерть и страдания – вот что значит война. Смерть. И страдания. Страх. Разрушение. Ничего не останется. Ничего не останется…

… Дом Титовых… На Советской.

– Миша! – Катя крикнула это почти в полный голос, и Миша, испугавшись, развернулся к ней.

– Что? Что случилось?!

– Дом Титовых! На Советской!

– Каких Титовых? – он непонимающе сморщил лоб, а Катя махала руками, захлебываясь словами.

– Нам рассказывали… на экскурсии, помнишь, я тебе говорила… город будет разрушен… только один дом останется цел! Дом Титовых на Советской!

Он ее понял с полуслова.

– А номер дома помнишь?

– Номер… нет, не помню… – Катя растерянно посмотрела на друга.

– На Советской много домов, – Миша деловито почесал макушку, – вспоминай, где именно этот дом? Может что-то рядом помнишь?

– Помню! Рядом кирпичное здание, нам говорили, до революции там была монастырская гостиница.

Они дождались, когда на улице стихло. Миша пошел на разведку, велев им запереться на щеколду, но быстро вернулся, сообщив, что улица пуста. Ребята выбрались из дома. Было уже совсем темно. Пять темных фигур двигались вдоль домов, приникая к земле каждый раз, когда замечали движение. Маруся быстро устала, и Миша взял ее на руки.

Девочка обхватила его за шею и тихонько дышала в щеку. Катя подхватила Толю, а Шура несла кота. Дети не дошли до нужной им улицы пару сотен метров, как вокруг разверзся ад. Взрывы начались издалека, но все приближались и приближались. Дома рушились, уши заложило, глаза чесались от пыли и дыма.

Миша бежал вперед, прижимая к себе ребенка. Внезапно он остановился, и Катя почти врезалась в него.

– Вот Советская, – парень задыхался от бега и дыма, – где твой дом?

– Двухэтажное кирпичное здание, – повторила Катя, кляня себя, что невнимательно слушала экскурсовода. В это время небо озарилось ярким светом – горел монастырь. Ребята замерли, глядя на зарево.

– Вон! Вон кирпичный дом! – крикнула Шура, указывая рукой.

Они пробежали мимо кирпичной двухэтажки и тут же увидели деревянный дом с номером двадцать три.

– Он? – Миша смотрел на Катю.

– Не знаю… Наверно…

– Будем надеяться, что это он. Быстро заходите!

Дети вошли в ворота. От взрывов в доме повылетали стекла и занавески колыхались на ветру.