В дни, следовавшие за посещением Джорджа лордом Маршмортоном, большинство гостей и родственников, собравшихся в замок ко дню совершеннолетия лорда Бельфера, не догадывалось о том, какая тревога скрывалась под спокойной внешностью, по крайней мере, полудюжины тех, с кем они непрерывно встречались в течение дня. Перси, например, хотя и прихрамывал от боли, ничем не проявлял внутренней ярости, снедавшей его. Его дядя Френсис, епископ, когда беседовал с ним в саду о страсти к спиртным напиткам, – ибо дядя Френсис, подобно тысячам других людей, читавших заметку о встрече Перси с полисменом и о его последующем аресте, думал, что это дело было результатом опьянения, – не имел никакого представления о вулканических чувствах, бушевавших в груди племянника. Он удалялся после беседы, чувствуя, что молодой человек слушал его со вниманием и растущим раскаянием и что не все еще потеряно, если молодой человек будет бороться со своими склонностями. Ему совершенно не приходило в голову, что Перси охотно задушил бы его собственными руками и прыгал бы от радости над его трупом. Мод также испытывала душевное беспокойство. Все было против нее. Едва ли одна миля отделяла ее от Джорджа, этого существенного звена в цепи ее сношений с Джоффреем Раймондом, но эта миля была усеяна столькими препятствиями и опасностями, что казалась бесконечной.
Дважды, с тех пор, как случай открыл ей присутствие лорда Маршмортона в коттедже и помешал объяснить все Джорджу, она делала попытку предпринять эту прогулку. И каждый раз какое-нибудь пустяшное обстоятельство мешало ей: однажды, когда она собиралась выйти, тетя Августа настояла на том, что она тоже хочет совершить с ней то, что она называла приятной дальней прогулкой, в другой раз, когда она была буквально в нескольких сотнях шагов от своей цели, одна из кузин, выскочившая неизвестно откуда, навязала ей свое неприятное общество. Потерпев неудачу, она в отчаянии решила переменить тактику. Она написала Джорджу записку, в которой объясняла создавшееся положение и просила его, как человека испытанного рыцарства, помочь ей. Это письмо заняло все послеполуденное время, потому что не легко было написать его. Но оно не имело никакого результата. Она дала его Альберту для передачи, и тот вернулся без ответа.
– Джентльмен сказал, что ответа не будет.
– Ответа не будет. Но ответ должен быть!
– Никакого ответа, миледи. Таковы были его подлинные слова, – настаивал дрянной мальчишка, порвавший письмо через минуту, как получил его. Он даже не полюбопытствовал прочитать его.
Опасный, малодушный молокосос, хотевший только выиграть и выиграть! Билет с надписью: «Р. Бинг» лежал в его кармане, а в его безжалостном сердце было твердое решение, что только Р. Бинг, а не кто иной, должен воспользоваться его помощью.