Капризы мисс Мод

– Взгляните на это, – сказал он. – Господа Виллоби и сын, стряпчие. Я – сын. Мне поручено это дельце. Я следил за вами много дней, мистер Грэй, чтобы вручить вам эту бумагу. – Он открыл чемоданчик с видом фокусника и извлек из него бумагу официального вида. – Будьте свидетельницей, мисс, что я вручил эту бумагу. Вы, конечно, знаете, что это такое, – обратился он к Джоффрею. Это – иск о нарушении обещания жениться. Наш клиент – мисс Синклер из Королевского театра – ищет с вас десять тысяч фунтов. Если вы спросите меня, – продолжал молодой человек с веселой откровенностью, оставляя профессиональные манеры, – я скажу вам, что это не пустое дело. Это лучшее из дел о нарушении обещания жениться, которые мы имели в течение многих лет. – Он снова стал официален. – Ваши поверенные, без сомнения, снесутся с нами и если вы послушаете моего совета, – заключил он со свойственной ему быстрой сменой манер, – вы должны были бы поручить им урегулировать это дело миром.

Джоффрей встал с видом оскорбленной невинности.

– Что вы, черт возьми, хотите сделать? – спросил он. – Разве вы не видите, что ошиблись. Я не Грэй. Эта леди сказала вам, что я Джоффрей Раймонд.

– Тем хуже для вас, – сказал невозмутимо молодой человек. – Вы ухаживали за нашей клиенткой под вымышленной фамилией. Мы имеем письма, свидетелей и целый ряд улик. Что, например, вы думаете насчет фотографической карточки? – Он снова нырнул в чемоданчик. – Узнаете ли вы это, мисс?

Мод взглянула на фотографическую карточку. Это несомненно был Джоффрей. Карточка, очевидно, была недавно снята, потому что она показывала позднейшего Джоффрея, пополневшего, во весь рост, при чем поперек его полных ног была сделана быстрым почерком надпись: «Малютке от толстяка».

Мод содрогнулась и вернула карточку молодому человеку в тот момент, когда Джоффрей, перегнувшись через стол, собирался схватить ее.

– Я узнаю, – сказала она.

Мистер Виллоби-младший спрятал фотографическую карточку в чемоданчик и собрался уйти.

– Этого достаточно на сегодня, я полагаю, – сказал он. Он снова вежливо поклонился и передвинул шляпу левей.

Наступило напряженное молчание.

Мод первая прервала его.

– Я думаю, мне надо идти, – сказала она.

Эти слова, казалось, вывели ее собеседника из оцепенения.

– Дайте мне объяснить!

– Тут нечего объяснять!

– Это было только… Это было только… мимолетное… Это было ничего… ничего…

– Толстячок! – пробормотала Мод.

Джоффрей следил за ней, как она подвигалась к дверям.

– Будьте рассудительны! – защищался он. – Мужчины не святые: это было ничего… Собираетесь ли вы покончить со всем… только потому, что я потерял голову?

Мод смотрела на него с улыбкою. Она почувствовала внутреннее облегчение. Мрачное помещение кафе более не угнетало ее. Она была готова поцеловать «малютку» за то, что та дала ей возможность покончить, с чистой совестью, с этой прискорбной главою в ее жизни.

– Вы не только потеряли голову, Джоффрей, – сказала она. – Вы потеряли и вашу фигуру!

Она быстро вышла.

Конвульсивным прыжком Джоффрей бросился за нею, но был остановлен благородной женщиною.

– Шесть шиллингов и два пенса, – сказала она.

На мгновенье это чудовищное требование отвлекло его от главной цели.

– Шесть шиллингов и два пенса за чашку шоколада и несколько пирожных? – вскричал он пораженный. – Это разбой!

– Шесть шиллингов и два пенса, пожалуйста! – сказала царица грабителей со спокойной холодностью. Она привыкла к подобного рода случаям. В «Приятном уголке» бывало немного посетителей, но большинство из них поступало точно так же.

– Вот! – Джоффрей протянул ей монету в пол соверена. – У меня нет времени спорить.

Грабительница не высказала никакого удовлетворения. У нее был вид человека не от мира сего. Все, чего она хотела, было спокойствие.

– Ваша сдача, – сказала она.

– К черту сдачу!

– Вы забыли вашу шляпу.

– К черту!

Джоффрей вылетел из комнаты. Он протиснул свое тело в дверь и грузно спустился по лестнице. На улице было оживленно. На тротуаре много пешеходов, но Мод нигде не было видно.

Глава XXVII

В своей спальне в «Карлтон-Отеле» Джордж Бэван укладывал свои вещи. Правильнее говоря, он начал укладываться, но в последние 20 минут сидел на краю кровати, вглядываясь в будущее, которое становилось все мрачнее по мере того, как он углублялся в него.

За последние два дня отгонять эти мрачные мысли становилось все труднее и труднее. Теперь, пред открытым сундуком, он дал волю своему чувству. Сундук напоминал ему о том, что он собирается в одиночестве отправиться в опустевший свет. Скоро он будет на борту парохода, и каждый оборот машины будет уносить его все дальше и дальше от места, где вечно будет находиться его сердце. Были моменты, когда муки его становились почти физическими.

Казалось невероятным, что еще три недели назад он был счастливым человеком, одиноким, быть может, но не так болезненно одиноким, как теперь.

Что теперь оставалось для него?

Всякий успех, который он будет иметь, будет лишь бледным повторением других успехов, которые он имел. Конечно, он будет продолжать работать, но…