Кара-Бугаз

Он благодарил неизвестно кого за то, что ему привелось родиться в эту величавую и грозную эпоху, слышать гул величайших портов мира, гром сражений, видеть ржавые берега Миссолунги, где умер Байрон, и заросший чертополохом Белозерск, где родился матрос Федор Гущин, читать умные книги и драться за революцию.

– Честное слово, хорошо жить! – сказал Тренер Сарвингу, вышедшему вслед за ним на палубу. – Я чего-то там наболтал. Ты не обращай внимания. Если ты умрешь, как Гущин, я начну тебя уважать.

– Ты меня живого уважай, – захохотал Сарвинг.

Золотые пуговицы с якорями болтались на его шинели и дрожали от смеха.

Со сторожевого судна долетело глухое пение сирены. Вдали возник Петрозаводск. Спускался вечер, но в городе не зажигали огней – там ждали налета неприятельских аэропланов. Только над Онежским заводом хмуро светилось зарево литейных печей.

Вскоре после десанта у Медвежьей Горы северный фронт был прорван, и белые в беспорядке отошли к океану.

1932

Теория капитана Гернета. Документальная повесть

1. Жильцы четырех квартир

Дом стоял около устья Невы и казался береговым устоем исполинского висячего моста. В его серых стеклах отражались закаты, угасавшие в мутных водах Маркизовой лужи. Из комнаты Баклунова был выход на террасу, носившую громкое название «зимнего сада». От дождей, солнца и снега цементная терраса поседела и излучала очень тонкий и приятный запах чистоты и даже как будто цветов.

Зимой Наташа выбегала на нее в одних трусах и растиралась, вскрикивая, свежим снегом. Осенью по шуму, долетавшему с террасы, Баклунов определял силу дождя. Летом терраса тонула в запахах левкоев, табака и чая, и соленого ветра с залива, а весной ветер гонял солнечных зайчиков по прозрачным лужам, разлитым на цементе, и мешал Наташе читать. Терраса была неотделима от жизни Баклунова, и он отзывался о ней как о живом существе. На террасе происходили жестокие споры и примирения обитателей седьмого этажа. Этаж был последним, – выше жили голуби и вращался любимый Наташей пестрый мир облаков.

После гражданской войны Баклунов несколько лет водил грузовые пароходы из Ленинграда в Лондон и Гулль. Потом он бросил плавать, поступил в управление Ленинградского порта и взял к себе Наташу, жившую до этого у тетки в Пскове.

Рядом с Баклуновым жили молодой одинокий журналист Северцев – человек с пронзительными глазами, великий спорщик и неврастеник, потом научный работник Института материальной культуры Леонид Михельсон, пугавший свою старушку-мать громоподобным чтением Маяковского, и, наконец, преподаватель немецкого языка Тузенбух, прозванный «старой щукой».

Дружба между Баклуновым и Леонидом Михельсоном началась из-за Онежского озера. Михельсон писал исследование о петроглифах – древних рисунках, высеченных на прибрежных скалах у мыса Перинос. Оба считали Онежское озеро одним из самых интересных мест на земном шаре, обоим озеро дало много поводов для споров и размышлений. Северцев называл Баклунова и Михельсона «поэтами озерной школы» – такая поэтическая школа существовала некогда в Шотландии. Тузенбух тоже бывал на озере, но в споры Баклунова с Михельсоном не вмешивался – он ничего не мог сказать ни о петроглифах, ни о моренных грядах, ни об удлиненной форме полуострова Заонежье, так как ездил на озеро ловить рыбу на спиннинг. Спиннинг обошелся в четыреста рублей. Тузенбух скрывал это от знакомых, боясь неизбежных насмешек. Он скромно признавался, что купил спиннинг по случаю за сто рублей. Но даже эта небольшая сумма вызывала недоверие и град язвительных вопросов. Тузенбух отличался старомодной вежливостью, звал Наташу Натальей Эдуардовной, и единственным его недостатком была любовь к рыболовным рассказам. Во всех рассказах фигурировала одна и та же старая щука в тридцать фунтов весом.

Северцев придумал необыкновенную теорию о том, что тайные и явные пристрастия отражаются на человеческих лицах и достаточно одного внимательного взгляда, чтобы их определить. Он защищал свою теорию с неслыханным упорством и страстью. Он доказывал, что Тузенбух похож на старую зубастую щуку, Михельсон – на молодого каменного идола, а Баклунов – на Роальда Амундсена. Это соответствовало склонности Тузенбуха ловить рыбу, Михельсона – изучать древние изваяния и Баклунова – находить белые пятна не только на карте земли, но и в системе физических наук.

В описываемое время в квартире Баклунова появился человек, безжалостно разрушивший стройную теорию Северцева.