Виктор налил в стакан воды и протянул его ему. Он жадно выпил и попросил еще. Когда он успокоился, Абрамов предложил ему продолжить начатый разговор.
– Вы знаете, я готов дать показания. Я расскажу вам, как все было.
– Успокойся, Володя. Все расскажешь моему сотруднику. Он занимается этим делом, и ему будет очень интересно послушать тебя.
Абрамов вызвал оперативника и передал Цаплина ему.
***
От нерадостных мыслей, что с утра крутились у Виктора в голове, отвлек настойчивый стук в дверь.
– Шеф! Ты, что сидишь в темноте? – поинтересовался Станислав.
– Все нормально. Просто я задумался и не заметил, как стемнело. Что у тебя?
Он положил перед ним копию протокола допроса Цаплина. Виктор взял бумагу и углубился в чтение.
Владимир Цаплин подробно рассказал о подготовке к налету на собор. Он описал, как познакомился с Сорокиным, как его поил, как через него узнал все тонкости организации охраны собора. Прервав чтение, Абрамов поднял глаза на Станислава и задал вопрос:
– Почему он все берет на себя? Мы же знаем, что в налете участвовали три человека.
– Да какая нам разница, – произнес Станислав. – Главное, что он признался в совершении преступления, а остальное пусть дорабатывает следствие.
– Ты не прав. Это очень важно для нас. Устойчивая группа и одиночка – это принципиально разные вещи. Нужно работать с Цаплиным дальше, пока он не остыл. Сейчас он вернется в камеру, а там, как всегда, найдется «доброжелатель», который осудит его за минутную слабость. Завтра ты поднимешь Цаплина, а он – в отказ, да еще будет утверждать потом на суде, что первоначальные показания у него выбивались с использованием силы.
Абрамов вновь углубился в чтение. Цаплин в своих показаниях сообщал о том, что после налета на Собор иконы переправили в Москву. Там знакомых Цаплина кинули местные аферисты, и они не заработали на иконах ни копейки.
– Стас, передай этот допрос Олегу Смирнову и приступайте к работе с Прохоровым. Я не буду подсказывать вам, как это нужно делать. Вы – люди грамотные и сами решите, как лучше использовать эти показания.
Стас поднялся со стула и направился к двери.
– Если что-то неординарное, звони, не стесняйся.
Станислав закрыл дверь кабинета. Взглянув на часы, Виктор стал собираться домой.
***
Прохоров вернулся с допроса и обессилено опустился на лавку. Нанятый родителями адвокат оказался слабеньким, и Игорю пришлось решать многие вещи за него самостоятельно. Чувство неотвратимости наказания нависло над ним, и он впервые за эти дни серьезно запаниковал.
«Интересно, Вадима закрыли или нет? – подумал Игорь. – Цаплин сидит, об этом ему намекнул следователь. Володя сдавать никого не будет, это точно. По всей вероятности, затрещать мог лишь Вадим. Вот она, кара Божья. Нет ничего – ни денег, ни свободы. Надо же, черт меня попутал связаться с этим Селезневым».
Он поднялся с лавки и стал мерить шагами камеру. Прохоров невольно вспомнил слова Вадима о людях, которые принимали участие в разорении церквей. Он тогда не придал им особого значения, считая, что это его не коснется, но вот он здесь, в одиночной камере, и, похоже, финал у него может быть таким же, как и у тех людей.
Игорь лег на жесткие деревянные нары и задумался. Он анализировал последние месяцы вольной жизни. Пытался оправдаться перед собой, словно этим он мог каким-то образом изменить свое сегодняшнее положение. Прохоров вновь вернулся к рассказу Вадима о Божьей каре. Перед его глазами, как в кино, возникли безликие фигуры большевиков-атеистов, которые сжигали иконы и рушили купола соборов. Он, будто сторонний наблюдатель, видел их муки в лагерях и на больничных койках, их покрытые язвами тела. От всего этого ему стало не по себе. Игорь вскочил с нар и снова зашагал по камере. Он в свое время не поверил Вадиму и теперь искренне жалел об этом. Неожиданно раздался скрип открываемой металлической двери.
– Прохоров, на выход, – донесся до него голос контролера.
Игорь медленно направился к двери, прикидывая в уме, зачем его вызывают. Конвоир легким толчком в спину приказал следовать вперед. Он вел Прохорова по темному и узкому коридору изолятора временного содержания, пока тот не уперся в глухую стену, справа от которой была дверь, обитая потемневшим от времени оцинкованным железом.
Игорь остановился и повернулся по команде контролера лицом к стене. Тот открыл дверь и втолкнул его в небольшую комнату. От яркого солнечного света, ударившего по глазам, Прохоров зажмурился и прикрылся ладонью.
– Здравствуй, Игорь, – услышал он знакомый женский голос. – Это я, Жанна!
Прохоров открыл глаза и увидел ее мокрое от слез лицо. Это было столь неожиданно, что он не сразу поверил в это. Она бросилась к нему на шею и стала целовать. Когда он окончательно пришел в себя, то несколько грубовато отодвинул в сторону девушку и тихо спросил:
– Жанна, скажи, как ты оказалась в изоляторе? За все время, пока я нахожусь здесь, мне ни разу не довелось увидеть даже свою маму.
Она, словно не слыша вопроса, вновь прижалась к нему и стала жадно ловить своими губами его губы.