Кара небесная

– Игорек, милый, я люблю тебя! Нас с тобой никогда и никто не разлучит. Мне все равно, кто ты и за какие дела оказался здесь, я тебя люблю. Я не могу без тебя не только жить, но и дышать.

Игорь присел на табурет, привинченный к полу, и снова задал ей вопрос:

– Скажи, каким образом тебе удалось попасть сюда? Ты понимаешь, что это не дом свиданий, а тюрьма?

Она посмотрела на него непонимающим обиженным взглядом.

– Все очень просто, Игорь. Мой папа – хороший друг начальника городского УВД Шакирова. Я попала сюда через него.

Игорь с удивлением смотрел на нее.

– Неужели ты все еще не понимаешь, кто ты и кто я? – спросил ее Прохоров. – Зачем я тебе?

Игорь замолчал и отвернулся. Сердце его сжалось так, что он почувствовал боль за грудиной.

– Жанна, – тихо произнес он. – Я не хочу, чтобы ты приходила. Я догадываюсь, какой скандал тебя ожидает дома. Ты понимаешь – я вор, бандит, и нам никогда не быть вместе. Меня обвиняют в налете на Собор Петра и Павла. Это минимум семь лет тюрьмы! Семь лет, а не семь месяцев. Это практически вся жизнь, вся молодость.

Жанна присела на табурет. Ее руки бессильно опустились на колени.

– Игорь, милый, ты говоришь семь лет. Это же всего, семь весен и семь зим. Это не так много, если сравнивать со всей нашей жизнью. Я буду ждать тебя столько, сколько будет нужно.

Игорь осторожно коснулся пальцами ее волос. Они были мягкими и приятно пахли. Он только сейчас пожалел, что у него не было близости с этой красивой и милой девушкой. Он обнял ее за хрупкие плечи и прижал к себе.

– Я не обижусь, Жанна, если ты не дождешься меня и выйдешь замуж. Это жизнь, я понимаю. Если у тебя будет, хоть малейшая возможность и желание, напиши мне. Просто две строчки, два слова. Они будут самыми дорогими для меня там, в колонии.

Дверь открылась, послышалась команда контролера. Игорь привычно скрестил руки за спиной и вышел в коридор. Когда он вновь оказался в камере, все произошедшее показалось ему прекрасным сном.

***

Вечером, незадолго до окончания рабочего дня, Виктору позвонила жена и предупредила, что к им должны приехать в гости наши старые друзья. Положив трубку, Абрамов вдруг вспомнил, что у него дома нет алкоголя, а встречать гостей без него, как-то не принято.

Виктор решил заехать в Кировский переулок, больше известный в народе как «Трещина», там можно было купить спиртное до девяти часов вечера. Водитель остановил машину метрах в десяти от магазина. Около входа он обратил внимание на двух работников милиции, которые не пропускали покупателей внутрь. Один из них преградил дорогу и ему.

– Извините, но в магазин нельзя, – произнес сержант милиции.

– В чем дело? – спросил Абрамов, доставая из кармана удостоверение.

– Видите ли, товарищ подполковник, у одного из посетителей, за поясом, немецкая граната «колотушка». Он сильно пьян и требует у продавцов водки. Он грозит взорвать магазин с покупателями вместе. Мы не заходим туда, чтобы не спровоцировать его.

– Все ясно, сержант. Дайте мне возможность пройти в магазин и на месте принять решение. В отличие от вас, я в «гражданке», и он не узнает, что я работник милиции.

Открыв дверь, Виктор медленно вошел в торговый зал.

– Стоять! – услышал Абрамов истошный крик мужчины, одетого в заношенную и грязную телогрейку. – Если еще кто-нибудь сделает шаг, я всех взорву!

В зале, помимо двух продавцов, находились несколько мужчин, которые жались к стене и со страхом смотрели на происходящее.

– Слушай, мужик! Давай, я тебе куплю бутылку водки, только убери подальше свою гранату.

– Что сказал? – произнес хулиган. – Ты мне хочешь купить бутылку? Я что, по-твоему, инвалид и сам не могу себя обеспечить? Мне не нужны ваши жалкие подачки!

– Я еще раз говорю! – он повернулся лицом к продавщицам. – Вы мне дадите литр водки или нет?

Пока он это говорил, Виктор успел сделать к нему пару шагов. Заметив это, он распахнул телогрейку и показал ему на гранату, которая торчала у него за ремнем.

– Вот видел, мужик? – спросил он с пафосом. – Сейчас я дерну за шнурок, и никого здесь не будет.

– Слушай, ты, бык! – произнес Абрамов с явным вызовом. – Ты что творишь, баклан?! На кого руку поднимаешь, вошь тюремная?

То ли он произнес это с какой-то своеобразной интонацией, то ли его слова дошли до мужчины более, чем слова остальных, но он остановился и изумленно посмотрел на Виктора.

– Чего таращишься, черт? Что непонятно? Встань в очередь и больше не гони пургу!