Карач-Мурза

**Тысяцкий в Москве начальствовал над всем сборный войском (за исключением постоянной княжеской дружины) и, кроме того, имел гражданскую власть, совмещая в себе, применительно к более поздней терминологии, должности губернатора и командующего войсками округа.

***От мурзы Чета и боярина Зерно произошли Годуновы и Сабуров.

Пришли также братья Свиблы, Логин Кикин, Родиов Квашня, Андрей Борков, Юрий Кочевий да Юрий Щека Дмитрий Минаевич Минин, Иван Мороз, Иван Хромой Андрей Шуба, Данила Рыбкин-Борцов и иные. Тут же, чуть стороне, рядом с воеводами Петром Лихачевым и Семеном Добрынским, стоял мало еще с кем обзнакомившийся прусский воевода Драница, только лишь накануне крещенный Иваном.

Отдельной кучкой, хмурые как сычи, стояли тверские бояре Гаврила Бороздин, Федор Бибик, Тарас Шетнев Андрей Кондырев, Михаила Левашев и Афанасий Сулин в недобрый час приехавшие в Москву вместе со своим князем и отсидевшие два месяца взаперти, по домам московских бояр. Впрочем, судя по упитанным телам и лоснящимся лицам, неволя ни для кого из них не оказалась тяжелой и с особыми лишениями отнюдь не была связана.

Ко кресту приводил Тверского князя сам святитель Алексей. Михаила Александрович был угрюм и не старался скрыть своего раздражения. Ему не без основания казалось, что все это можно было совершить гораздо проще и скромнее, и, что Дмитрий созвал сюда всю Москву нарочно, чтобы все увидели унижение его соперника. Клятву свою он пробормотал сквозь зубы, скороговоркой, и когда, после целования креста, Дмитрий Иванович, по обычаю, обнял своего нового «молодшего брата»,– князь Михаила наскоро, будто клевал, ткнулся в его щеки плотно сжатыми губами и, не подойдя даже под благословение митрополита, направился к выходу из храма.

Дмитрий, наоборот, был приветлив и, казалось, не замечал скверного настроения Тверского князя. Едва возвратившись из церкви во дворец, он послал Ивана Васильевича Вельяминова звать Михаилу Александровича и его бояр на большой ужин, тем же вечером. Князь Михаила, уже готовый к отъезду, отказался наотрез.

– Глаза бы мои на них не глядели, не то что с ними за одним столом сидеть! – в сердцах добавил он.– Обладили свою плутню, не хуже чем заправские оплеталы на торгу, а теперь и за пирок! Языки бы они себе пооткусывали!

– Пускай их покуда тешатся,– промолвил боярин Вельяминов – Воровством добытое никому впрок не пойдет.

– Москве, видать, идет!

– То до поры, княже.

– Ну, Дмитрей – это еще так,– продолжал Михаила Алексеевич,– от него всего ждать было можно: каково дерево, таков и плод. Но митрополит! Отец духовный всея Руси, образчик благочестия, поглядеть на обличье,– живым можно в рай пустить! Я ему как самому Богу верил, ан у него совести меньше, чем у козла!

– Ништо, Михаила Александрович, по крайности, ты теперь узнал, каковы они есть, а дело наше еще не пропало. Ты когда выезжать мыслишь?

– Как когда? Да вот сразу после полдника и выеду. Чай, московским гостеприимством по горло сыт!

– Так оно, вестимо, лучше: для тебя теперь время дороже золота. Хоть ты Дмитрею крест поцеловал, все одно он тебя в покое не оставит, покуда вовсе не сломит,– я его думки знаю. А потому ты, не теряя дня, крепи Тверь да столкуйся с Ольгердом Гедиминовичем, чтобы рать свою держал наготове, возле самых тверских рубежей. По этому году Дмитрей на тебя едва ли пойдет,– войска у него еще маловато, да и кремль каменный он сперва хочет достроить. Но к весне ожидай и будь готов.

– Коли до весны у меня срок будет, я ему и собраться не дам,– первым на него ударю! Лишь бы по осени не нагрянул.

– Не нагрянет. А ежели тут будет что затеваться, я тебя о том загодя упрежу.

– Спаси тебя Христос, Иван Васильевич, а я твоей дружбы не забуду. Коли наша возьмет, быть тебе тысяцким на Москве, после твоего родителя. Да и еще чего попросишь,– отказу тебе не будет.

– На добром слове спасибо, княже. Буду и я тебе верным слугой. А покуда прощай и легкий тебе путь! Я же пойду: лучше бы никто не увидел, что мы с тобою тут долго беседуем.

– Прощай, Иван Васильевич, оставайся с Богом!

Боярин Вельяминов ушел, а два часа спустя Тверской князь, вместе со всеми своими людьми, не простившись с Дмитрием, покинул Москву.

Глава 16

Пиршество во дворце великого князя Дмитрия состоялось и без тверских гостей. В большой трапезной, богато убранной по стенам драгоценной посудой и охотничьими трофеями, за широкими дубовыми столами собралось в тот вечер человек полтораста приглашенных.

Дмитрий Иванович, несмотря на нрав довольно крутой и властный, как никто из московских государей, был дружен со своими боярами. В службе он был к ним требователен, но в то же время милостив, помощь и хороший совет ценил и ни одного важного дела без боярской думы не начинал, хотя не раз бывало, что, выслушав терпеливо все мнения, делал потом по-своему. Бояре его побаивались, но любили и служили ему честно,– такие, как Иван Вельяминов, были среди них редкими исключениями.